Гримберт вел его настолько осторожно, насколько это возможно, выбирая самые ровные участки и не совершая рискованных маневров. Не столько оттого, что испытывал теплые чувства к своему механическому симбионту, сколько из страха перед падением. Ему не нужна была подсказка Берхарда, чтобы понять – рухни махина всеми своими двадцатью тремя тоннами в снег, трех человеческих рук не хватит, чтобы поднять ее.

Берхарду вновь приходилось останавливаться, чтоб подождать его, и если сперва он лишь хмурился, то ближе к темноте уже не скрывал раздражения.

– Чертова ореходавка… Знал бы я, какие следы она за собой оставляет, вернулся бы в Бра один.

Его раздражение было обоснованно. Там, где злой ветер Альб быстро притрушивал снегом неглубокие человеческие следы, огромные птичьи отпечатки рыцарских лап оставались надолго. Не надо было быть даже «альбийской гончей», чтобы проследить их путь до самого дома. С другой стороны, кто осмелится напасть на рыцаря? Даже лишенные боезапаса орудия выглядели достаточно внушительной причиной, чтоб отбить у любого здешнего обитателя желание тесного знакомства.

Однако Берхард становился все мрачнее с каждой минутой. У него не было привычки болтать, он и рот-то открывал лишь изредка, чтобы отпустить какую-нибудь резкую остроту, но Гримберту невольно начало казаться, что слова проводника по поводу чутья – не пустой звук. Останавливаясь, он как-то нехорошо бросал взгляд назад, по-вороньи щурясь. Несколько раз Гримберт тоже разворачивал доспех, фокусируя черно-белое зрение на далеких скалах, но ничего подозрительного и опасного не находил. Или же не знал, на что смотреть. То, что он несколько дней провел в Альбах, говорило только лишь об опытности его проводника. И еще о весомом запасе неизрасходованной им удачи.

На ночлег они остановились в неглубокой низинке, похожей на след огромных челюстей в камне. Берхард сноровисто разложил небольшой костер из веточек, которые нарвал по дороге. Поразительно, как легко у него это выходило, учитывая, что работал он единственной рукой.

На его короткий приглашающий жест Гримберт помотал головой:

– Спасибо, останусь на ночь внутри. Здесь мороз не донимает.

На самом деле мороз донимал, и сильно. То ли внутренний термоконтроль не работал должным образом, то ли все тепло уходило через потрепанную обшивку, но он едва сдерживался от того, чтобы не лязгать зубами. Металлу холод был нипочем, а вот человеческой плоти, съежившейся внутри его…

Берхард не стал настаивать. Возможно, ему не было дела до того, что станется со спутником. А может, в глубине души он, пусть и не особо сообразительный, понимал истинную причину того, отчего Гримберт не спешит выбираться наружу. Едва лишь отключив нейро-штифты, тот вновь превратится в слепого, обреченного покорно плестись следом и не способного самостоятельно сделать и шага. «Нет, – решил Гримберт, прикусывая озябшие губы, – не вылезу отсюда, пока не сделается совсем худо».

Дряхлый слепец – и беспомощный старый воин. Два калеки, связанные невидимой цепью нейрокоммутации. Вынужденные сосуществовать друг с другом, потому что по отдельности оба обречены. Какая злая пародия на симбиоз!..

Приготовив в миске похлебку из сушеного мяса, жира и ягод, Берхард не стал греться у догорающего огня, как бывало, а быстро забросал его землей. Инфракрасные излучатели доспеха работали столь плохо, что во всех доступных спектрах Гримберт видел лишь его смутную фигуру, но не выражение лица. Но сейчас даже его поза выражала настороженность.

– В чем дело? – прямо спросил он. – Опять чутье?

Берхард тряхнул головой:

– Неважно.

– Я же вижу, ты весь день себе места не находишь.

– Старые кости ноют. Наверно, и меня благословением Святого Бернарда прихватило, мессир.

Гримберт заставил доспех присесть по другую сторону притушенного кострища. Стальные ноги-балки не имели никакого анатомического сходства с человеческими конечностями и даже сгибались в другую сторону, но ему удалось склонить торс под нужным углом. Это, хоть и немного, но сгладило разницу в росте между ними.

– Я помню, что ты говорил мне. В Альбах опасно лгать.

В инфракрасном свете мелькнула щербатая усмешка бывшего альмогавара.

– Я и не лгу, мессир. Захотел бы я солгать, сказал бы тебе, что все в порядке и беспокоиться нечего.

– Значит, нам есть из-за чего беспокоиться?

– Есть.

– Так из-за чего?

– Здесь, в Альбах, есть много опасных штук. Коварные ледники, обвалы, высокогорные ветра, старые мины… Но по-настоящему беспокоиться надо только из-за одного. Из-за человека.

Гримберт сразу же насторожился.

– Человек? Ты видел кого-то?

Берхард задумчиво поворошил пальцами теплую золу.

– Хотел бы я ошибаться, мессир. Но очень уж это похоже на погоню.

Гримберт ощутил, как лязгнул вхолостую патронник пушки. Жалкий доспех не мог похвастаться интуицией или чувствительностью «Тура», но тревогу хозяина он распознал безошибочно. И попытался отреагировать на нее приведением в активное состояние боевых систем. Может, это был и не самый смертоносный механизм в юго-восточной части империи, но по крайней мере исполнительный.

– Что?

– Их несколько, – Берхард поежился, глядя куда-то в ночь, слишком плотную, чтоб ее могли разогнать сенсоры рыцарского доспеха. – Трое или четверо, но мне сдается, что больше. Может и полдюжины быть.

– Давно они идут за нами?

– От самого Бледного Пальца. Весь день тащатся, черти, и ловко тащатся. Близко не подходят, сами на глаза не лезут, но двигаются ровнехонько след в след. Как на длинном поводке ведут. Вот только всякий поводок рано или поздно заканчивается…

На миг Гримберту показалось, что древний реактор его безымянного доспеха полыхнул невидимым пламенем, отчего его бронекапсула на миг превратилась в раскаленную печь. Игра подсознания, конечно, чистая психосоматика, но этого было достаточно, чтоб на груди выступил липкий горячий пот.

Засада? Кто-то караулил брошенный доспех под Бледным Пальцем? Нелепо. Даже если у кого-то остались счеты с его предыдущим владельцем, где найти охотника достаточно упорного, чтобы годами стеречь приманку? Глупость, совершенная глупость, но…

– Думаешь, грабители?

Берхард неохотно покачал головой:

– Непохоже. Бывает, что и грабители в горы лезут, особенно от голодухи. Но эти… Слишком ловко идут, для грабителей. Горы обходят, под обвалы не лезут, ан держатся за нами, как хвост за собакой.

– Может, караван? – предположил Гримберт. – Держит путь в ту же сторону, что и мы, вот и все дело.

– Это не караван. Я за сегодня три раза направление менял, курс подворачивал по-хитрому. Ан хрен там. Куда мы, туда и они. Ровнехонько пристроились, значит. И в Альбах, по всему видать, не первый день. То и тревожит, мессир.