Софи проворочалась в постели всю ночь, а как только погружалась в сон, в нем тут же появлялся Гаррет, который любезничал по телефону с ордами безликих женщин, и она тут же просыпалась в холодном поту. Проснувшись в третий раз, она решила не мучиться, вылезла из постели и стала собираться на работу.

Когда часом позже Софи приехала в «Шоколат де Соф» и занялась обычными приготовлениями, предсказания неудач выходили из-под ее пера легче обычного, и она даже не удивилась, что темой большинства из них так или иначе стала сердечная боль. Ее последнее предсказание было обращено специально к Гаррету. – «Конечно, в море много других привлекательных рыбок, – зачитала она вслух, проверяя, точно ли выразила свои чувства. – Вот только беда, что ты плаваешь в мелком пруду с пираньями». – С недоброй усмешкой она сунула бумажку в печенье и подумала вслух: – Надеюсь, она сожрет его живьем.

В положенное время она открыла кафе, но, прежде чем явились первые покупатели, у нее неожиданно зазвонил рабочий телефон.

– «Шоколат де Соф», – ответила она.

– Софи? – проговорил характерный певучий голос. – Это ты? Или это кто-то другой?

– Алекс? Почему ты звонишь не на сотовый?

– Потому что ты работаешь, и я подумал, что, может быть, тебе это неудобно. Мой босс в «Альбертсонс» никому не разрешает разговаривать по сотовому во время работы. Может, и твой тоже.

Звук его голоса успокоил ее, на лице появилась спокойная улыбка.

– Я сама себе босс, Алекс. Но спасибо за твою предупредительность. Как дела? Разве ты не должен быть сейчас на работе?

– Сейчас перерыв, и я могу звонить, кому хочу. Вот я и нашел в телефонной книге номер твоего кафе.

– Понятно. Что я могу для тебя сделать?

Она услышала, как он стучит пальцем по трубке, пытаясь вспомнить, зачем позвонил.

– Ну? Что?

– То письмо.

Софи замерла, собираясь с мыслями.

– От твоего папы?

– У-гу. Тебе.

Софи снова замерла.

– Софи?

Она прокашлялась.

– Ты уверен, что оно – мне?

– Угу. На нем написано твое имя. Софи Джонс. И твой адрес. И записка – чтобы я послал его тебе, когда найду. Желтая такая, с липкой полоской. И на письме уже есть штемпель.

– Где ты нашел его, Алекс?

– В «Убить пересмешника».

– В книге?

– У-гу. Я как-то не сообразил тогда, когда вы приезжали. Спальня – моя любимая комната, а эта книга тоже моя любимая. Я очень люблю, когда все хорошо кончается. И мне очень-очень нравится имя Бу. Я перечитываю ее каждый год хотя бы раз. Папа знал об этом. Вот и положил письмо туда.

– Ого! Ты читал письмо?

– Не-а. Оно запечатано. Хочешь, пришлю его тебе? – Он помолчал. – Или, может быть… сама приедешь и заберешь?

Софи слегка задумалась. Ей хотелось повидать Алекса, но она сомневалась, что сможет выбраться к нему в ближайшие дни. Плюс к этому были и другие вещи, требовавшие внимания.

– Софи?

– Прости, Алекс, – ответила она. – Боюсь, на этой неделе у меня ничего не получится. Так что, пожалуйста, отправь письмо почтой.

– Хорошо, – сказал он.

Софи расслышала разочарование в его голосе.

– Но я обещаю, что скоро приеду, – торопливо сказала она. – Как только немного разберусь с делами.

Прошло несколько секунд, прежде чем Алекс отозвался:

– Софи, ты нашла свое счастье?

– Увы, нет, – ответила она со вздохом.

– Ты получила еще письма о счастье?

– Много. Но, на мой взгляд, в них нет ничего о настоящем счастье.

– Я так и подумал. Хоть я и не вижу твоего лица, но голос у тебя грустный.

– Ты очень чуткий, Алекс. Но если ты и расслышал грусть, уверяю тебя, сейчас мое сердце улыбается, потому что я говорю с тобой.

Они снова надолго замолчали. Потом Алекс сказал:

– Софи?

– Что?

– Мой перерыв закончился, Софи.

Он попрощался и положил трубку.

Есть тонкая черта между успехом и неудачей, и ты переступила эту черту.

Часы на стене показывали без пяти минут пять. Софи протянула покупателю обжаренное на вертеле яблоко, покрытое мягкой смесью из молочного и белого шоколада, карамели, измельченных орехов кешью и толченого печенья «Орео».

– Божественно, – прошептал он, глотая слюну, почувствовав на ладони приятную тяжесть.

Она взглянула на свои часики – убедиться, что настенные часы идут точно. Те и другие показывали одно время, без пяти минут пять, а это значит, что почтальон опаздывает. Обычно ей было безразлично, когда придет почта, ибо это означало, что придут новые счета на уплату. Но прошло уже три дня после ее разговора с Алексом, и с каждым днем ей все сильнее хотелось узнать, что написал ей Джекоб Барнс – и она все больше нервничала.

Джекоб был вторым свидетелем того трагического происшествия, который мог что-то знать о ее роли в нем, и, видимо, их краткая встреча на обочине магистрали очень ему запомнилась, раз он помнил о ней до самой своей смерти. Хотя опекунша Алекса и клялась, что Джекоб не испытывал к ней никакой вражды, Софи все равно беспокоило, что Мередит, возможно, ошиблась. Иначе зачем же ему понадобилось писать ей, рассуждала она, если не ради обвинения? Такая мысль заставляла ее волноваться.

– Я не рекомендую вам съедать все яблоко за один присест, – посоветовала она покупателю. – Очень калорийно. Разве что вы поделитесь с кем-нибудь.

– Вы шутите? – усмехнулся он. – Это же яблоко! Практически здоровая пища. Нет уж, я съем его сам. – Он поднес яблоко ко рту, откусил немного, блаженно закатил глаза и вышел на улицу.

Через десять минут наконец-то вошел почтальон и поставил возле двери ящик с письмами. Софи так хотелось немедленно порыться в них и отыскать то письмо, но она была слишком занята: семья – мать, отец и пятеро малышей – взялась перепробовать все, что только можно, прежде чем остановиться на чем-то, чтобы купить. Когда все семеро поняли, чего они хотят, своей очереди уже ждали еще три покупательницы. Софи тяжело вздохнула. Если письмо Джекоба и пришло с этой почтой, то придется ему подождать.

Вскоре прибыл Рэнди и унес ящик с письмами, пока Софи возилась с восьмидесятилетней старушкой, а та, не умолкая, живописала, как ее правнуки любят мятные трюфели и каждый раз ликуют, когда находят их в рождественское утро в чулке.

– Но до Рождества еще два месяца, – возра-зила Софи. – Вы наверняка захотите купить более свежие накануне праздника.

Старушка сердито вскинула голову.