— Принято, — отозвался Слава, снова начиная тыкать пальцами в экран, — а мамаши тебе чем не угодили? Такие штучки есть…

Он приподнял голову и похабно причмокнул губами, а Анвар отчаянно закивал, непроизвольно обведя руками нечто контрабасообразное, с параметрами этак в сто двадцать, девяносто, сто двадцать.

— Штучки-то есть, — соглашаюсь с ним, — а растяжки и тому подобное меня не пугает. Просто…

Говорить такое несколько неудобно, но с парнями с стараюсь быть максимально честным.

— … к ним же дети прилагаются, понимаешь?

— РСПшки? — блеснул интернет-познаниями Илья, — Брезгуешь?

— Да ну… скажешь тоже! Просто любая нормальная мамаша с ребёнком… нормальная, понимаете? Она в первую очередь делает всё для ребёнка, для его выживания и комфорта. Меня не особо волнует, что он от другого мужчины, хотя… — задумываюсь ненадолго, — это отчасти тоже. Не сильно, но… не буду врать, это тоже.

— Но главное… — обвожу их глазами, — для нас это просто опасно! Здесь и сейчас у нас нет якорей, вообще! Не понравилось, не сошлись характерами — снялись и ушли. Хоть на Тракторный, хоть к пикси в Локацию, хоть вообще в Новосибирск пешком двинули. Постоянная женщина, непривычная и главное — не готовая походной жизни и войне — якорь. А с ребёнком?

— Возможностей для давления и шантажа — море, — согласился, чуть помедлив, Слава, — Как минимум, бабы будут пытаться сделать так, чтоб мы осе́ли именно на Опытной. А выгодно это нам, невыгодно… ей удобно. Ребёнку так лучше. Он мать и имеет право ебать тебе мозг и переделывать под свои хотелки.

— Верно, — соглашаюсь с рептилоидом, — А есть ещё момент трофеев, которые мы неизбежно начнём выменивать не на то, что нужно нам для выживания, а на то, что нужно ей и ребёнку. Даже если на самом деле просто ЧСВ перед подругами потешить, а не вопрос реального выживания.

— Да-а, — протянул Илья, вдеваясь наконец-то в рюкзак, — пойдём?

— Тебя только и ждали, — отозвался Анвар, и уже повернувшись ко мне… — так что, с женщинами только секас на один раз?

— Ну почему, — накидываю рюкзак на плечи и сам себе напоминаю ослика. Веса… до хуища! Благо, тут идти пару километров, — просто осторожней. А лучше просто с определёнными категориями не связываться. По крайней мере — пока.

— Потом осядем в безопасном месте, — подхватил Слава, бодро спускаясь по лестнице, — и хоть гарем с детским садом себе заводи! А пока Товарищ Вова высказал нам не слишком толерантные, но очень правильные мысли.

— Гондоны, — подытожил Анвар, и вынужденно дополнил, покосившись на Илью, физиономия которого начала расплываться ехидством, — чтоб детей не было!

Несмотря на утро, народ уже тянется к ЗАГСу, чертыхаясь на вонь и поминая добрым словом Валеру.

— … так говоришь, проклятолог? — заинтересованно переспрашивает у охранника бабка с полной сумкой всевозможного барахла, — Так его, паразита! А то ишь…

— … а дети, дети?! — прошли две женщины средних лет, тянущие за собой грохочущую на стыках тележку, так что продолжение «детского вопроса» я не услышал.

Несмотря на тяжёлые рюкзаки, ломающие хребтины, идём быстро, обгоняя бабок, тёток и всевозможных дедков с клетчатыми клеёнчатыми сумками, тележками и рюкзаками. Публика эта ворчливая и бестолковая, правил дорожного движения не понимает напрочь, и не прижимается к правой стороне, а идёт так, как удобно им. Могут остановиться в любой момент посреди коридора, закопавшись в бауле, или вечная и неумирающая классика этого жанра — идти рядышком, ведя задушевные беседы, компанией человек этак в пять.

Раздражает… но странным образом вносит элемент незыблемости. Всё так, как было до Апокалипсиса.

Всё так же пенсионеры тащатся на импровизированный блошиный рынок, выгадывая копейку к пенсии. Ну да, антураж другой… странновато видеть людской поток в широком коридоре, освещаемом лампами дневного света, но в общем, ничего необычного.

Даже когда коридор начинает меняться, знаменуя приближение входа в Локацию, ничего принципиального нового!

— Разложились! — пыхтя, воинственная бабка перегавкивается с товарками, протискиваясь с баулами, — Пройти негде!

Найдя свободное местечко, показавшееся ей удачливым, якорится моментально и… тут же следует примеру товарок, которых только что ругала! Барахло из баулов и тележек выкладывается так, чтобы каждая единица товара лежала отдельно, а не навалом, «съедая» добрую половину ширины коридора.

В выцветших бабкиных глазах плещется осознание собственной правоты и…

… Вы не понимаете! Это другое!

Торговля в настоящее время почти что стихийна, упорядочена разве что торговыми местами и налогом с продаж. Сами места бесплатны, ради стимуляции предпринимательской деятельности, как заявлено официально.

На деле же торгаши с Опытной и торгаши Локации принюхиваются друг к другу, примеряются с ценами и востребованностью товаров. Как обычно и бывает в новом деле — всё сложно. Свои «стеклянные бусы» нашлись у каждой из сторон, и втюхивание идёт с переменным успехом.

Более-менее ликвидный товар с нашей стороны — части тел мертвяков, из которых гоблы делают разную гадоту как медицинского, так и наркошного характера. Гадота реализуется преимущественно централизованно, но Охотник может скидывать туши мертвяков на руки перекупам или продавать их самостоятельно.

Единственно — есть ограничения санитарно-эпидемиологического характера, так что мертвяков обычно коптят (головы) и заливают спиртом. В «мертвецких» рядах идти неприятно, этакая лавка людоеда.

— А! — издали машет знакомый Охотник, — Товарищ Вова!

— Здоров, Димок, — пожимаю потную руку бывшему менту, поддатому уже с утра, — как сам, как дочка?

— Заебись! — жизнерадостно отвечает тот, щеря редковатые зубы, но потом всё-таки оказывается, что дочка ленивая и не хочет ничего делать. Только сидит и смотрит в записи сериалы и лазает по Интернету…

— … ни рукопашкой ни хочет, ничем! Я ей говорю — давай хоть натаскаю малёхо, КМБ элементарное пройдём, ни-ху-я! Не знаю, что и делать…

Кошусь непроизвольно на скалящуюся копчёную бошку зомбака, не в силах отделаться от ощущения, что эта пакость косится на меня. Кстати, очень даже может быть… учитывая наличие шаманов и некромансеров, жизнь (или вернее НЕ жизнь) в копчёной башке может зародиться едва ли не самопроизвольно.

— Да… до связи, Дим! — выразительно поправляю тяжёлый рюкзак, но ухожу в итоге минуты через две. Нескольких знакомых «не замечаю» нарочно, ибо ну в самом деле, сколько же можно! Каждый по чуть, но время отнимает, а мне его не то чтобы жаль, но, сцука… не сейчас же!

— Владимир Николаевич! Владимир Николаевич! — прибавляю шаг, не обращая внимания на нестарую тётку, которая уже успела заебать не только меня, но и всё руководство Фактории. Додельная перфекционистка способна целыми днями ебать мозг из-за какой-нибудь всратой мелочи, не влияющей по сути ни на что, кроме ощущения правильности или неправильности Мироздания в её больной голове.