— Послушай, если такая хрупкая девушка, как ты, умудрилась тогда их распутать, то мне это далось куда легче.

— И ты сидел все время с развязанными руками?

— Да, просто подыграл тебе.

Он наклонился и развязал узлы на ногах. Затем двинулся в мою сторону. Я испуганно попятилась назад и замерла в проходе.

Кай потянулся с видимым удовольствием, но, поймав мой взгляд, сказал:

— Да не бойся. Я не буду бить тебя по голове в ответ. Зря ты так трясешься…

Багряные полосы поползли по небу за его спиной. Я не к месту подумала, что в Голландии облака плывут очень низко. Кажется, что — раз! — и ты схватишь облако за хвост, не дав ему уйти. Кай подошел ближе и прислонился к косяку плечом, как в момент нашей встречи сегодня. Я стояла рядом и смотрела на него с непониманием и напряжением.

Итак, я сделала что хотела. Но внутри поселилась еще большая пустота. В его глазах проступало понимание. И может быть, даже сочувствие.

Я протянула руку и коснулась его лица. Провела по глазам, и он в этот момент послушно опустил веки. То, что я любила иногда делать, когда жила с ним. Тогда… в другой реальности вечность назад, реальности, которая длилась три с лишним недели. Мне было больно. Я сама не понимала от чего. Кай поймал мою руку, едва отстранившуюся от его лица, и сжал пальцы. Почти ласково. Кажется, это было прощание.

— Пока, — сказала я.

— Я провожу тебя, — ответил он и уточнил после паузы: — До аэропорта.

Я пожала плечами. Мы вышли из дома, и нас тут же обволокла вечерняя прохлада. Я приобняла себя руками, провожая взглядом машины, скользящие по дороге. Кай шел рядом. Куртку он забыл, но холодно ему не было. Наше молчание снова превращалось в безмолвный диалог.

В нем больше не было той необъяснимой жестокости и любопытства. Кажется, после этого вечера что-то изменилось. Мы вдруг увидели друг друга безо всяких объективов, настоящими. Но чтобы это произошло, пришлось сделать кучу кадров.

Мы сели в автобус и доехали до отеля, где я оставила свой чемодан. Молчание, возникшее между нами, как только мы вышли из его дома, не прерывалось. Но мне казалось, что с каждым шагом оно связывает нас сильнее.

Я поднялась в номер, оставив Кая в холле. В глубине души я желала, чтобы он исчез. Я спустилась бы, а его нет. И он доказал бы, что в этот раз мы были друг для друга просто призраками. За ними иногда охотишься. Думаешь, что можно что-то вернуть…

Я вспомнила слова мадам Моль.

«Разберись со своим отношением к тому, что там произошло».

Я и сделала это по-своему сейчас. Надавала тумаков, наделала фотографий. Хотелось спросить: когда я увижу результат? Или он уже был передо мной, но я пока не понимала…

Кай был внизу, буднично копался в телефоне. Без лишних слов он взял мой багаж, и мы двинулись к выходу.

Служащий за стойкой регистрации махнул нам обоим на прощание и что-то сказал Каю на голландском. Тот ему что-то ответил, и они слегка посмеялись.

— О чем вы говорили? — полюбопытствовала я.

— Он узнал меня. Я ему оставлял письмо для тебя. Он пожелал нам удачи.

— В чем, интересно… — это был риторический вопрос.

В ответ Кай только пожал плечами.

Мы вызвали такси, сели сзади, и машина понесла нас в сторону аэропорта.

Огни в окнах, покосившиеся узкие домики, вереница фонарей, сумасшедшие велосипедисты, кофешопы и витиеватые улочки… Амстердам, похожий на веселую заводную карусель. Город, где никогда не бываешь чужим, где каждый найдет себе место… Все это оставалось позади. Путешествие заканчивалось, а с ним и то, что началось здесь год назад.

В такси мы по-прежнему молчали, глядя каждый в свое окно. В душе осталась уже только грусть, словно я расставалась с чем-то очень важным.

В колонках звучала знакомая песня. Ха, Placebo.

Мы с Каем одновременно усмехнулись, вслушиваясь в слова. Похоже, все песни, звучащие в Амстердаме, сбываются. Это наши маленькие пророчества.

Schiphol[18] — мелькнули впереди большие белые буквы.

В витринном стекле здания появились наши слабые отражения. Я и Кай с моим чемоданом. Мы выглядели как обычная парочка. Влились в людской поток и замерли у табло с расписанием.

— Регистрация, — сказал Кай, зачем-то показывая в сторону моей стойки.

— Я знаю.

Он кивнул, и выглядел при этом странно. Как будто у него на языке что-то вертелось, но он не мог сказать.

— Ты так себе представлял нашу встречу? — спросила я. — И ее конец?

— Нет. Я думал… не знаю. Не важно. Письмо тебе было ошибкой. Но ты хотя бы получила, что хотела.

Я покивала, сжимая сумку с камерой. Смотреть на него прямо не получалось. Все время хотелось отвести глаза.

— Слушай, я опаздываю. Регистрация вот-вот закончится.

— Перекурим на дорожку? — предложил он.

— Давай.

Мы зашли в зал для курящих и присели. Он дал мне свои сигареты, и мы одновременно щелкнули зажигалками. Я впала в полусон. Или же это был транс. Все тело странно расслабилось, и двигаться не хотелось.

Перекур длился вечно.

Люди вокруг приходили и уходили, табло впереди мелькало названиями рейсов.

Берлин, Лондон, Рига.

Будапешт, Стамбул, Тель-Авив.

Стокгольм.

Я улыбнулась.

— Ты знаешь, эту историю надо назвать «амстердамский синдром».

— Думаешь? Чем он отличается от обычного стокгольмского синдрома? — живо поинтересовался Кай.

— Ну, у них там искусства не было.

— Это да, — кивнул он.

В курилке было душно. Дымок от наших сигарет лениво полз вверх.

Кай сделал очередную глубокую затяжку и сощурился, глядя на табло.

— Твой самолет, по-моему, только что улетел.

— Я вижу.

— Ну и что будем делать?

Я повернулась к нему. Было странно весело, хотя меня явно ждали большие проблемы. Кай тоже почему-то выглядел так, как будто отмочил шутку века.

— Я думаю, надо разобраться получше с амстердамским синдромом, — серьезно сказал он. — Возможно, это смертельно.