— Привет, дорогая. Не разбудил?

— Я на работе, — рассеянно ответила я. — Тут нельзя спать.

— Ну, ты у нас теперь деловая, — посмеялся он. — Я прислал тебе вчера подарок с курьером.

— Да, он тут. — Я заглянула в сумку, чтобы убедиться, что дурацкий розовый конверт все еще там. — По какому поводу? День рождения был полгода назад.

— Я что, должен искать повод, чтобы порадовать дочь? — немного сердито спросил он. — Загляни в конверт. Тебе понравится. Извини, у меня совещание на второй линии. Пока.

— Спасибо. Пока…

Я положила трубку и извлекла конверт. Наверняка опять деньги. В последнее время он все пытался тайком мне их подсунуть. Они с мамой думали, что я голодаю.

Я надорвала конверт и замерла. Это были билеты в Амстердам. На две недели. Любопытный сюрприз. И что же мне с ним делать? О подарках обычно не задаешь вопросов. Но этот сначала захотелось вернуть обратно.

С тех пор как я уехала от родителей, мы перестали грызться, а за тишиной пришел шквал запоздалой заботы. И как ни странно, первым сменил гнев на милость именно отец. Мы с ним виделись раз в месяц в кафе, он казался заинтригованным и однажды сказал, что я похожа на него тем, что рано решила стать самостоятельной. Я ответила, что это никак не связано, но разубеждать его было бесполезно. Теперь он лелеял тщеславную мысль, что яблоко от яблони упало недалеко.

Подарок, вероятно, следовало расценивать как окончательное прощение. Он же знал, что я люблю этот город, и решил порадовать, несмотря на то что Амстердам нас рассорил. Но мы давно ни о чем не спорили и ни в чем друг друга не обвиняли, что уже было хорошо.

Я подняла голову и поняла, что неподвижно торчу перед большим зеркалом в холле фотостудии. В отражении замерла девушка с непроницаемыми глазами, и сложно было сказать, о чем она думает. Возникло странное чувство, что это не я.

За окном стоял май, который выдался ветреным и дождливым. Теплеть начало буквально неделю назад. Поймав в окне фрагмент по-весеннему смазанного неба, я вдруг подумала… подумала, что неплохо бы съездить в Амстердам.

Но я никогда не купила бы себе эти билеты сама.

Я тянула со сборами, потому что не была до конца уверена. И если бы пропустила самолет, как это уже бывало, то, возможно, в глубине души испытала бы облегчение.

Но в последний момент я собралась почти мгновенно и все же полетела, чтобы поздороваться с моим любимым городом, единственным в мире, где я была дома. Со стороны можно было сказать, что девушка просто едет в отпуск… Многое я делала машинально. Во время сборов, ожидания в аэропорту и полета я старалась ни о чем не думать. Особенно о Кае и наших фотосессиях.

Удивляться не стоило — Амстердам был тот же. Да и старые привычки срабатывали на автомате. Я гуляла по любимым узким улочкам, сидела в кофейнях, болтала со случайными людьми и делала фотографии. Как если бы ничего не изменилось. Все здесь было так близко и знакомо, что я постепенно расслаблялась. Больше всего пугало, что я вдруг потеряю над собой контроль и вернусь к тому жуткому состоянию. Но все винтики в голове были закручены крепко. Я провела адскую работу над собой в течение этого года. И спасибо городу — он пока не старался окунуть меня в старую депрессию.

Что бы здесь ни произошло, мы с Амстердамом друзья навеки.

Под конец поездки осталось только одно дело, которое обязательно нужно было сделать. Увидеть новую выставку Хогарта — ведь он был своего рода составляющей частью этой странной дружбы человека с городом.

Я пришла в галерею за день до отлета, не ожидая, если честно, что застану его выставку. Он не каждый год выставлялся, однако вывеска гласила, что сейчас в зале открыта презентация его новых работ, и судя по оживленной толпе, это опять был успех.

Перед галереей висела большая афиша, и на ней была девушка, закрывшая лицо руками.

[13]

Что-то во мне смутно заворочалось.

Моя любимая песня Flunk стала названием его выставки?

Тревожное совпадение.

Присоединившись к очередной группе, я отметила, что экскурсовод несколько постарела, но ее взгляд поверх очков все так же сосредоточенно скользил по группе, ловя выражение наших лиц. Она всегда рассказывала так, будто обращалась к каждому из пришедших лично.

— Итак, дорогие посетители, в этом зале представлены работы нашего особенного фотографа, и вот уже которую весну он волнует публику своими оригинальными произведениями. Хогарт — ангел-хранитель Амстердама, его неспящее око, он всегда видит город и все перемены в нем. Но нынешняя выставка совсем для него нетипична, потому что вместо Амстердама у него впервые присутствует один человек, чья история в его же лицах выставлена на этих полотнах. Хогарт — натура скрытная — никогда не объясняет мотивы своих идей. Мы поэтому не можем проанализировать, с чем связана резкая смена жанра. Он отказался давать какие-либо комментарии по поводу своей задумки, впрочем, как и всегда.

Что же мы здесь видим? Это девушка. Очень юная, с миловидным лицом и глубоким эмоциональным взглядом. Хогарт выступает в данной концептуальной постановке как рассказчик-портретист, мгновение за мгновением раскрывая нам эту незнакомку. В амплуа портретиста мы видим его впервые. Это больше чем фотографии — это трагедия и радость одной отдельно взятой персоны, а талант Хогарта помогает нам заглянуть чуть дальше, чем просто в лицо. Он показывает нам чувственную палитру человеческого внутреннего мира, где нет ничего лишнего, лишь непритворная натура героини во всей красе… Особенно обратите внимание на игру света на этом снимке и ракурс…

Какая разница, что она говорит. Что она вообще знает.

В моей голове безостановочно пели Flunk.

King of the alternative scene, did you fall in?[14]

Я глядела на свои портреты, развешанные по всему залу.

Вот ты кто, Хогарт.

Кай Хогарт.

Король альтернативной сцены, король Амстердама.

Они говорят, что Хогарт, вероятно, влюблен в эту девушку. Влюблен настолько, что посвятил ей двадцать три полотна на стенах известной галереи. Кого попало не делают своим произведением искусства.

Но они кое-чего не знают об этом Хогарте. Он только свое творчество и любит. Все было не ради этой девушки, хотя ей и даровали титул королевы.

Я свободно прогуливалась по залу, не боясь, что меня кто-нибудь узнает. Во-первых, на мне были темные очки в пол-лица, во-вторых, Кай Хогарт ловил мгновения, тогда как мы воспринимаем происходящее целиком, не вырезая из него совершенные фрагменты. Именно в них он собрал меня по частям, и теперь я здесь, радую глаз людям.