Рванул в столицу и стал мутить своё дело. Получалось хреново — вообще не получалось. Батя приезжал, искал встречи со мной, а если я соглашался, всё заканчивалось его язвительным «Ну чо, малец, хлебнул дерьма? Хватило?».

Нет, не хватило! Я упорото продолжал пробивать головой стену. Юношеский максимализм не давал покоя. Нет у меня больше бати… Общение с ним я прекратил наглухо.

И в один не прекрасный момент в моём бизнесе появились люди, которые специализировались на амбициозных молодых лошках вроде меня. На средства от спонсоров я открыл турфирму в столице — с неофициальной услугой в прайсе. Секс-туризм. Безобидная вещь, если не вникать. Ну я и не вникал.

Мне казалось, что всё происходит по обоюдному согласию. Клиент за границей хочет девушку славянской наружности, а девушка славянской наружности не прочь скрасить ему несколько ночей за материальное вознаграждение.

Бабло полилось рекой — горшочек не вари. Я был на пике карьеры, когда узнал, что моя мама жива. Только жизнь её оборвалась почти сразу после того, как мне стало об этом известно. Я не хотел верить, что мать так поступила со мной и с отцом. Она совершила вещь, которая в башке не укладывалась…

Мама подстроила пожар в тот момент, когда я с большой вероятностью мог обвинить в этом отца. Накануне они серьёзно поссорились. Батя орал, что на этот раз точно сожжёт лес к хренам, вместе с ней. Марта тогда была хозяйкой гектаров. Она конкретно промыла мне мозги, мол, папка хочет оттяпать деляну, чтобы заработать денег на древесине. И я повёлся.

Маму похоронили, а мы с отцом остались топтать эту землю, не зная, как заново начать общаться. Мы стали чужими. В тот год я стал немного философом — оставил амбиции и попытался взглянуть на себя со стороны.

Первое, что попало в поле зрения — мой бизнес. Не такой уж он безобидный. Я собрался выйти из «игры», но люди, которые стояли надо мной, ясно дали понять — нет. Пришлось обратиться к бате. Михал Иваныч задействовал все связи, которые мог. Я покинул криминальный бизнес живым и даже не покалеченным…

Воспоминания накрывают волнами. Словно сон всё… Я сплю и вижу собственную жизнь.

Меня зовут Марк, мне двадцать семь, мой отец — человек, а мать — оборотница-медведица. И я до жопы счастлив вспомнить об этом!

Хочется поделиться правдой с моей булочкой. Я больше не никто. У меня есть имя, работа, даже квартира… несколько квартир. Татьяне Алексеевне понравится, зуб даю!

Я улыбаюсь и сквозь сон зову Диану. Чёрт, почему она не приходит? Где Дина?

— Булочка… — хриплю.

Я застрял между сном и реальностью, не могу проснуться. Пытаюсь пошевелиться, но мышцы сводит, и это доставляет адскую боль. Вою, но на деле сиплю без голоса. Слышу себя, чувствую боль, но продолжаю смотреть сон о собственной жизни.

Это превращается в личный местечковый ад — пекло, из которого надо выбраться. Или я сгорю к чёртовой матери!

Совершаю невероятное усилие над собой и открываю глаза.

Спальня пляшет. Ощущение, что я на корабле в дикую качку. Меня тошнит, тело болит и клонит в сон.

Мать вашу, да я в спячке был! Был и вышел весь, ага…

С трудом сажусь на кровати, смотрю на одеяло, из которого тянется шнур со штекером, воткнутым в розетку. Динка моя позаботилась — достала где-то одеяло с электроподогревом. Приятно.

— Дин! — почти кричу.

Тишина. Что за чёрт?

Растираю виски пальцами, пытаюсь собрать мысли в кучу. Смотрю на электронные часы на тумбочке — меня интересуют время и дата. Во-первых, я рано впал в спячку и почему-то сделал это в человеческой ипостаси. Во-вторых, где моя пара? Почти семь вечера — Диана должна быть дома.

Надо встать и пойти проверить.

Тело не слушается. Я цепляюсь за стену — почти ползу к двери. Хватаюсь за открытую дверцу шкафа и стою… Полка с одеждой булочки пустая. Сердце вздрагивает, запуская кровь по венам со сверхзвуковой скоростью. Перед глазами на мгновение темнеет. Тяжело дыша, я трясу башкой и одновременно молюсь, чтобы мне показалось.

Зрение возвращается, но я снова вижу пустую полку. Не показалось! В эту секунду я почти умираю от боли. Она не физическая — душевная. Пережить почти нереально. Истинная ушла…

Падаю, поднимаюсь — добираюсь до комода, а ящики и там пустые. Косметики на туалетном столике нет…

Твою мать! Дина ушла!

Ищу свой сотовый, но в спальне его нет. На морально-волевых тащусь к двери — вываливаюсь в гостиную, запинаюсь об порог и бьюсь лицом об пол. Меня вырубает. Медведь-шатун похож на больного нарколепсией…

В старые добрые девяностые Иваныч отжимал заводы, газеты, пароходы, а в перерывах приезжал в наш лес. Мы рыбачили на речке, ходили на охоту. Камень, ножницы, бумага — не моя игра, я постоянно продувал бате. В итоге рыбачил и охотился медведь, а Иваныч потом корешам рассказывал, как он «Во-о-о-от такую щуку поймал и лося по болотам гонял».

После долгих лет безмолвия мы с батяней разучились быть родными, но очень хотели снова стать ими. Я стал приезжать к нему на недельку-другую, мы охотились и рыбачили. Жизнь налаживалась.

Я даже хату купил, чтобы не напрягать Михал Иваныча в его холостятской квартире своим присутствием. Ну и чтобы было куда бабу привести. Активный отдых на природе — хорошо, а дома в койке с красивой дамой — ещё лучше.

Так в моей жизни появилась Ира.

Сначала ничего серьёзного с ней не планировал — мы трахались, когда я приезжал, а потом сваливал в Москву. Ирина немного старше меня, но она следила за фигурой и лицом — выглядела моей ровесницей. Такую цыпу пацанам показать не стрёмно. Стрёмно мне было от того, что она занимается стриптизом и учит танцевать молодых девчонок. У Ирины своя студия танцев, но особого дохода от неё не было. Хватало на ноготочки, а на ботекс у меня просила.

Я не раз говорил ей, чтобы завязывала с этой дрянью и занялась нормальным бизнесом. Ира фыркала и не соглашалась — ей нравилось вилять задницей. Кроме того, я сам занимался далеко не благими делами — Ира знала об этом. О том, что я оборотень, она тоже знала.

Наши отношения складывались сами собой — просто, легко. Секретов друг от друга у нас с Ирой не было, её вещи в моей хате на ПМЖ, в постели нам было хорошо. Ирина намекала, что хочет познакомиться с моими родителями. Я не спешил устраивать ей встречу с батей и не говорил, кто он. Что-то меня останавливало от серьёзного шага.

Но однажды я решил попробовать… Отдал Ире коготь, но метки на ладони не осталось. В тот вечер она сильно расстроилась. Говорила, что парность — не всё, есть ещё чувства. Я кивал, говорил — ты права, детка. Но что-то во мне надломилось, и Ирина это почувствовала.

Мы стали встречаться реже, в телефонных разговорах чувствовался холодок. Я хотел исправить ситуацию. Поэтому когда отец помог мне завязать с нелегальным бизнесом и открыть «чистую» турфирму, я быстро сообразил подарок для Иры — открыл представительство «Марки» и отдал ей доход с этого дела. Ира радостью не фонтанировала, но подарок приняла. Попросила меня устроить туда менеджером ее подружайку Машу. И, в общем-то, работа пошла.