Девушка хмыкнула.

– Аа-аа, да, точно. Ты же говорил, что любишь подглядывать за девушками, когда они это делают, – как могла язвительней выдала она.

– Что-то не припомню такого. – Глаза Лео стали круглыми от удивления. – Что видел, говорил, а что люблю подглядывать за этим, точно не было.

– А как же ты мог видеть, если не подглядывал?

– Аааммм, – не нашёлся с ответом парень, – да ну тебя. Я ей тут помогаю, понимаешь, как могу, а она шутки петросянит.

Ори, победно прыснула, улыбнувшись, но даже от такого маленького усилия в глазах снова потемнело, вернулась тошнота с головной болью. Ноги подогнулись, и она бы упала в обморок, если бы не землянин. Он бережно подхватил её на руки и понёс к выходу, бурча на ходу беззлобно:

– Нашла когда клоуна изображать. На ногах не стоит, а уже гордая. – Руки держали бережно и нежно. Её голова лежала у него на груди. Было отчётливо слышно, как в этой груди сильно, гулко и ровно бьётся сердце. И было что-то в этом успокаивающе-первобытное. Хотелось прижаться к этой твёрдой сильной груди и сидеть вот так под защитой вечно. Сидеть на руках мужчины, от которого веяло жаром разгорячённого тренировкой тела и терпко пахло потом. Потом её мужчины. Мужчины, которого она выбрала. Наваждение окончилось, когда закончилась эта короткая поездка на руках.

– Остановка Бирюзай, на пописать вылезай.

Он говорил на незнакомом, чуть рыкающем языке, рыкающем, потому что звук Р был очень ярко выраженным. Наверное, на родном.

– Что ты сказал? – спросила она.

– Я сказал, что приехали. Туалет для девочек тут.

Ори покачнулась, когда он поставил её на ноги. Она оперлась о его грудь, ощутив ладошками приятное тепло, и взглянула ему в глаза. Там светились лукавые искорки. Девушка вновь смутилась.

– Отвернись, – попросила. – Но не уходи, я за тебя держаться буду.

– Всё, что пожелаете, принцесса. Я весь в вашем распоряжении. – Снова смеётся, но выполняет, что требуется. Стоит голый почти перед ней и ни капли не смущается. Кое-как закончив свои дела, Ори вновь оказалась на руках.

«Бездна!!! Я хочу, чтобы эти мгновения остановились навсегда!!!» – мелькнула мысль.

Вернулись. Снова опостылевшая скорлупа скафандра.

– Вот так. Ложись, – сказал Лео, нагребая горку песка ей под голову. – Сейчас пить будем.

– Ты подозрительно покладистый. К чему бы это? – вопрос прозвучал в спину удаляющемуся в сторону подземного озера парню. Прозвучал тихо, но тот его услышал. Он набрал воды уже в знакомый, диковинный стакан и вернулся.

– Ты же больная. А больным только положительные эмоции на пользу идут, – говоря это, он, аккуратно придерживая ей голову, помог напиться.

– А потом?

– Что потом? – Сделал вид, что не понял вопроса.

– Ну, потом, когда я встану на ноги, всё кончится, да?

– Потом суп с котом. – Снова эти его непонятные словечки. – Посмотрим на твоё поведение. – И загадочно улыбается. Ну, хоть так. Уже что-то.

– Я хочу выучить твой язык.

– Что, вот прямо сейчас уже начинать? – Смеётся.

– Нет, конечно. Потом… когда-нибудь.

– Вот потом и поговорим. А вообще помолчи. А лучше поспи. Ты своим шепотом мне бойцов разбудишь.

– Тоже мне бойцы. Командир уже не спит, а они валяются. Вон от того храп такой, что сквозь закрытое забрало слышно.

– Ты несправедлива, – ответил, умолчав о том, что сам еще и не ложился. – Они, между прочим, всю ночь как лоси по лесу носились. – «Нет, точно надо выучить его язык». – Замечу, что половину этого времени с отключенными экзоскелетами. Вон тот, к примеру, который не храпит, тащил тебя. А второй нёс погибшего товарища.

– Значит, ты нёс маму? – И вдруг до Ори дошло! МАМА!!! Как же она могла забыть?!! Плюнув на слабость, головную боль и тошноту, попыталась подняться и оглядеться, в надежде её увидеть. И чуть было снова не потеряла сознание.

В один прыжок парень оказался рядом.

– Да что ж ты такая резкая-то, а?!! – спросил он, снова укладывая её.

– Где мама?!! – тихо, но требовательно, с ударением на первые две буквы спросила девушка.

Что-то такое… мелькнуло в его глазах. Такое страшное, пугающее. Лицо парня окаменело. Взгляд… какой-то виноватый, что ли.

– Прости. Она сильно ранена и умирает, – тихо шепчет.

– Как же так?!! Мама, мама, мамочкааааааа!!! – Слёзы брызгают из глаз. Горе удушающей волной обволакивает душу. Больно жалит. Где-то там, внутри, огнём печёт. Невыносимо!!! Оно больше вселенной. Как тяжело. – Мамочкаааааааа!!! – рвётся наружу крик.

Парень срывает с Ори шлем скафандра и прижимает её голову к груди. Гладит волосы. Успокаивающе что-то шепчет. Откуда берутся силы. Она бьёт его кулачками в грудь, забыв, что кулачки эти сейчас облачены в броню и экзоскелет активирован. Ему больно, но он терпит, морщится, но терпит, продолжая шептать в ухо:

– Плачь, девочка. Плачь. Слёзы по родным это нормально. Это правильные слёзы. Я постараюсь её спасти. Придумаю что-нибудь. Я тебе это обещаю. Клянусь! А пока плачь. Плачь. Я рядом.

Щёлкнула аптечка скафандра, подчиняясь приказу встроенного диагноста, производя очередную инъекцию транквилизатора и ещё несколько одной ей известных составов. Глаза Ори закрываются. Лекарство начинает действовать. Она засыпает без сновидений.

– Спи, Ори. Для тебя это сейчас лучшее лекарство.

– Да-аа, командир, – раздаётся сзади. – Знатно она тебя отметелила.

Илья поднимается. На его груди наливаются два багровых кровоподтека.

– Не повезло девке. Была мама, а ты вдруг теряешь сознание, приходишь в себя, а она умирает. И помочь бессилен. Не дай Елазна пережить такое. Не знай я, что она эленте, подумал бы, что наша.

– Не говори ерунды, Дони, – потирая ушибленную грудь и от этого морщась, отвечает землянин. – Эленте, не эленте. Какая разница? Они что, не люди? Думаешь, они не умеют любить? Думаешь, не плачут никогда?

– Не знаю, капитан, не думал об этом. Мне не положено думать. Я солдат.

– А солдату мозги что, не нужны?

– Может, и нужны, но нужнее всего рот. Он помогает есть. А эленте я всегда считал врагами.

– Ты сам всё видел, Дони. А теперь скажи, вот эта, убитая горем девчонка, может быть врагом? Да она ведь с империей даже не воевала. Её тогда ещё и в проекте не было. Ну какой из неё враг? А после всего, что жаги уже сделали, так их только пожалеть остаётся. Из целого народа горстка осталась. А сколько ещё погибнет? Война-то только началась. Вот лично тебе что эленте сделали? За что конкретно ты их ненавидишь?

– Ну… – растерялся боец, – так принято. Их никто не любит.