Джеймса, испытывала отвращение или враждебность. Вид его хоть и представлял безобразие: нос и губы разбиты, налиты фиолетовым, раскрасневшаяся от ссадин кожа покрыта засохшими корками крови, а рука перевязана потемневшими бинтами, – но приковал все внимание Нины, заставив ее метаться в непонятных чувствах, среди которых затесалось что-то сентиментальное.

Она не могла оттолкнуть Джеймса и в равной степени не могла очароваться им, как в первый раз.

– Сходим как-нибудь на кофе?

– Кофе? – засмеялась Нина. – Я не ослышалась? Джеймс Митчелл зовет меня выпить кофе?

– С добавлением виски, естественно.

Не успел он получить ответ, как тяжелый скрип дверей из конца коридора смахнул всеобщую сонливость и призвал целиком обратиться в слух. За прутьями решетки показался страж в форме.

– Вы трое – на выход.

Рассветное небо зарделось над городом алым светом. Огненная заря дышала свободой, живительной свежестью, пробудившимся желанием созидать. Нина втянула в грудь воздух, напоенный тихим шумом волн, и впервые осознала легкость разбитых оков.

Наверняка Кай ощущал то же самое.

– Вот это встреча, – растягивая слова, Джеймс расплылся в улыбке.

Нина проследила за его взглядом, и душа запела от внезапной радости: за воротами полицейского участка их ожидали Ричард и Агнес, не изменившиеся ни на день, словно пропасти в три года не существовало.

* * *

Он был уверен, что умер. Силы покинули его без остатка, погрузив в долгий сон.

Когда к Люциусу вернулась способность мыслить, он первым делом подумал о своей гибели. Тело не подчинялось, как если бы утратило жизнь, все собой заполнила бездонная чернота.

Но, оставшись при разуме, разве мог Люк быть мертвым?

Решив, что пора выбраться из уз тьмы во что бы то ни стало, он начал нащупывать связь между телом и сознанием. Постепенно возникла тяжесть рук, ног, сомкнутых век. Люк открыл глаза и очутился в комнате, затянувшейся серым мраком. Обоняние проснулось позднее: стерильный запах больницы становился все более узнаваем, наводя на мысль, что комната являлась палатой.

Справа кто-то зашевелился, привлекая рассеянное внимание. Нина заметила пробуждение Люциуса и оживилась.

– Быстро ты… – негромко проговорила она с улыбкой, показавшейся Люку бледной и вымученной.

Вырываясь из сна, он и мечтать не смел оказаться в компании Нины Стелманис.

– Все закончилось? – вздох отдался тупой болью в груди.

– Да.

– Поверить не могу, что у меня получилось, – сдавленный шепот давался Люку непросто, но, когда ликование прилило к его сердцу, молчание стало бы настоящим страданием. – Во многом благодаря Каю. Объединив усилия, мы смогли бы положить весь мир к нашим ногам…

Рука Люциуса потянулась к запястью Нины. Он бережно провел большим пальцем по шраму на ее кисти, затаив дыхание, будто рана все еще могла откликнуться болью, и хрипло промолвил:

– Я знал, что ты справишься.

Нина должна была пройти через выпавшее на ее долю испытание, чтобы внести в это проклятое домино свою кость и продолжить цепочку событий. Сколько бы совесть ни грызла Люциуса теперь, когда все подоплеки утратили значение, он все еще настаивал на том, что другого пути не было.

– Разумеется. Ты все знал.

Люк сжал ее руку до того, как Нина попыталась вырваться.

– Если думаешь, что я всерьез рискнул бы тобой, то это не так. Но цель требовала жертв. Посмотри на результат.

– Если бы результат требовал моей смерти, уверена, ты бы отказался от цели, – в ее тоне проскочила нота сарказма.

– Ты ничего не знаешь обо мне, – Люциус не подпустил ее слова близко к сердцу. Возможно, боялся найти в скептицизме подруги зерно правды.

Нина забралась к нему на постель и легла рядом, уткнувшись носом в плечо. Угнетенное состояние, навеянное ее высказыванием, тут же улетучилось.

– Так или иначе, все живы, а Лоркан больше никому не угрожает. На лучший исход и надеяться нельзя было, – пробормотала Нина, овевая кожу Люка горячим дыханием. – Как ты смог закрыть разлом?

– Проблема разлома не в том, как его закрыть – я просто свел границы, – а в том, как найти его и распечатать. Это не просто брешь в подпространство, с какими я имею дело, это целый мир со множеством других. Моих возможностей недостаточно, чтобы открывать такие порталы, поэтому пришлось ждать, когда Лоркан сделает это сам. Полагаю, он рассматривал вариант улизнуть через разлом из Порт-Рея.

– И что будет дальше?

– Не знаю, не заглядывал. Не хочу больше брать на себя ответственность за чью-то судьбу.

– Это правильно, – сонно пробормотала Нина, смыкая глаза под грузом усталости.

Лениво перебирая ее волосы, Люк оставил на лбу Нины долгий поцелуй, вдохнувший жизнь в преданное девушке сердце.

– Побудь сегодня со мной. Пожалуйста.

Минуя все испытания, глубинные страхи и сомнения, Люк боялся тихого одиночества. Малейшая мысль о том, чтобы остаться покинутым в холоде чужих стен, вселяла неуютное ощущение.

Устраиваясь удобнее, Нина зарылась лицом в его шею, и уже через пару минут мерно засопела. Сам Люк долго не мог уснуть. Прижимая к себе Нину, он хотел запомнить этот вечер и попутно доставал из памяти времена, когда они были счастливы, скрепленные романтической привязанностью.

Как долго он мечтал раствориться в объятьях вновь. Имела ли его мечта право стать осуществимой?

* * *

– Дьявол тебя дери, Грей! – возмутилась Агнес, дослушав историю, охватывающую последние три года. – Как тебе наглости хватило сплавить мою малышку на металлолом! В ней же души больше, чем в вас, чертях, всех вместе взятых!

– Несс, это была уже не малышка, а гниющая бабка!

Нина слегка улыбнулась краешком губ. Бурная реакция Агнес на продажу «Шевроле» оказалась вполне ожидаемой. Эта машина была для тетушки все равно что старый друг – вместе они навидались перипетий дорог и судеб.

«Тетушка». Звучало как что-то пришедшее из другой жизни, но отзывающееся приятным волнением. Среди собравшихся за кухонным столом Нина ощущала себя как возле пылающего камина – по-домашнему уютно, спокойно, в безопасности. Круг близких привел ее в тихую радость, наводившую на мысль о том, что, похоже, до смерти подобные моменты не имели для Нины особой значимости.

Все походило на вечера в «Барнадетт».

Агнес осталась такой же, какой и была: не терпящей возражений, взрывной, излучающей тепло, в одежде мужского кроя и с непослушными огненно-рыжими кудряшками; не похожей на Стелманисов, красоте которых присущи серые тона и лед во взгляде.

Грейсон рядом с ней заметно преобразился, отбросив скорбь и хандру. Он выглядел так, будто не участвовал в кровопролитной битве вовсе, и сиял небывалым весельем. Грею хватило одного сна, чтобы оправиться, и теперь он препирался с Агнес как ни в чем не бывало.

Люциус, еще