бывало, играли в обычные детские игры. Глядя на них, я порадовался детской беззаботности и уверенности в том, что взрослые решат любые проблемы.

Следующие две недели мы занимались строительством: примерно половину зала первого этажа разделили на три комнаты, куда планировали переезжать с наступлением морозов. На чердаке нашлась обрезная доска и бруски, из которых я и соорудил стены под потолок.

Деревни обезлюдели уже к середине августа, люди увозили с собой только самое необходимое, поэтому мы забили свои кладовки и погреб самыми разными продуктами, вплоть до вяленой рыбы. Лет на пять нашей «коммуналке» смерть от голода не грозила. Что мы будем делать дальше, когда закончится эта еда, я не знал, и мысли эти ввергали меня в депрессию, поэтому я гнал их от себя. Люся попыталась было обсудить будущее, но я промолчал, а Егор открыл свою Библию и прочитал:

— «И снова спросил я: Господи, что будет с небом, Солнцем, Луною и звёздами?» — Егор поднял на нас глаза и, перевернув страницу, продолжил, — «И когда снимет он первую печать, падут звёзды с небес от края до края. А когда снимет вторую печать, сокроется Луна, и не будет в ней света. А когда снимет третью печать, угаснет свет Солнца, и не станет света на земле. А когда снимет четвёртую печать, уничтожатся небеса, и будет воздух неустроенный… А когда снимет пятую печать, разверзнется земля и откроются все места судные по всей земле. А когда снимет шестую печать, исчезнет половина моря. Когда же снимет седьмую печать, откроется ад».

Егор закрыл книгу и торжествующе посмотрел на Люсю.

— Хороша перспективка, — ответила она на его какую-то даже радость. — Не будет света, уничтожатся небеса, с воздухом проблемы… и, в конце концов, ад.

Егор молча кивал головой и улыбался улыбкой маньяка, предвкушавшего предстоящие ужасы.

— Надеюсь, что это всё окажется враньём, — грустно сказала Люся.

— Враньё или не враньё, — сказал я, обняв её за плечи, — а отчаиваться нечего. Как устроимся, так и проживём. А про свет интересно, света-то будет мало. Это что за книга? — обратился я к Егору.

— Откровение Иоанна Богослова, — ответил тот.

— Апокалипсис? — спросил я.

Егор недоумённо посмотрел на меня и ничего не сказал. Я подумал, что ляпнул какую-то бестактность и промолчал тоже.

В Каюжном было несколько коров, но, хотя мы могли обогревать своё жилище в течение нескольких лет, для тёплого хлева у нас не было помещения. Однако коров мы пригнали к нам поближе и, пока они паслись неподалёку на лугу, Маша каждый день ходила их доить, научила и Люсю. Поэтому молока у нас было полно, и Маша делала из него творог, сметану и масло. С наступлением холодов мы планировали забить бедных животных, которые всё равно были обречены на смерть и обеспечить себя на какое-то время мясом.

Бензин у нас закончился, и теперь моя машина была, в общем-то, бесполезна. И мы сами оказались привязанными к месту — дальше, чем на семь-восемь километров от дома удаляться не могли. Всей компанией мы несколько раз ходили в лесок километрах в пяти и собирали грибы. Была мысль наловить и рыбы, но от неё мы отказались, когда из Каюжного привезли килограммов десять этого добра.

Печально было то, что я оказался окончательно отрезанным от Стаса и Иваныча. Стас изначально сидел в Полянах без связи, Иванычу я пару раз пытался дозвониться, пока мобильная связь работала, но безуспешно. Уехать я больше никуда не мог: до трассы, где существовала призрачная возможность разжиться бензинчиком, было километров пятнадцать. Но в двадцатых числах августа, копаясь на чердаке, я наткнулся на велосипед. Велик был видавший виды, ещё советских времён, что-то, вроде «Суры» или «Урала». Колёса изогнулись в восьмёрки, кое-где не было спиц, руль вообще валялся отдельно, я даже не сразу его нашёл.

И всё-таки это был велосипед, какое-никакое транспортное средство. Если его отремонтировать, то реально было доехать не только до трассы, но, наверное, и до Полян. Поэтому я спустил его вниз и оттащил в котельную — там было достаточно места, чтобы осмотреть и выяснить масштаб поломок.

Порывшись в кладовках, я обнаружил кое-какие возможности для ремонта. В частности, там было ещё одно колесо, находящееся в явном родстве с поломанными. Выглядело оно ещё страшнее, но имело почти все спицы. И ближайшие полтора дня у меня ушли на ремонт велосипеда. В итоге получилось неплохо, я даже смазал все узлы солидолом. Проблема была с рулём — мне так и не удалось его надёжно закрепить, поэтому при резких поворотах он прокручивался, ну и вообще был недостаточно послушным.

Полевые испытания показали, что при любой тряске руль быстро сворачивался, но, в целом, велосипед ехал.

По ночам было уже ощутимо ниже нуля, днём — не выше плюс десяти. Поэтому если и можно было предпринять поездку на велосипеде куда-нибудь, то как раз сейчас — через неделю уже наверняка выпадет снег. Поэтому я запланировал поездку на шоссе на следующий день.

Дул пронизывающий ветер, но у меня был комплект одежды, которую я покупал для зимней рыбалки. Обошлась она мне недёшево, но это была одежда с уникальными термозащитными свойствами. У зимней куртки декларировалась, например, защита от морозов до минус двухсот градусов. Проверить это у меня, разумеется, возможности не было, но при минус тридцати в ней было вполне комфортно: куртка не была громоздкой, а согревала как батарея отопления.

В том же комплекте была лёгкая ветровка. Никакой ветер не продувал эту ткань, а в паре со свитером я ощущал себя хорошо защищённым при холодах до минус десяти.

Вот эти свитер с ветровкой я и выбрал для своего турне. Выехал сразу после завтрака, в начале десятого утра и рассчитывал за час добраться до трассы. К багажнику я ещё вечером надёжно прикрутил две двадцатилитровые канистры из своего багажника.

Доехал я быстро, несмотря на проблемы с рулём. В Каюжном на меня напали полтора десятка брошенных собак, которые всей сворой гнались за мной до конца деревни, причём, два пса даже попытались меня укусить. Мне пришлось отбиваться от них буквально пинками, и я пожалел, что не взял «вальтер». Уже проехав деревню, я подумал, что вскоре они оголодают и будут представлять для нас опасность.

Перед самым выездом на шоссе на какое-то мгновение у меня словно помутилось сознание. Перед глазами поплыло, и я с трудом удержался на велосипеде, впрочем, чтобы не упасть, пришлось