– Начнем заново, – предложила Лидия. – Новое начало.

Ника повторила эти слова. Лидия исчезла в ванной. Ее долго не было, и, может быть, поэтому они раскрыли подарки еще до праздничного ужина. Янек получил «Нинтендо», краски и очередную машинку. Интересовался только машинкой. Лидия почти ничего не ела, зато пила коньяк и рассказывала, что жизнь хороша. Ее подруга жила на двенадцати метрах с мужем и двумя детьми. Муж каждое воскресенье приглашал друзей-картежников. Развелись.

Ника вышла из комнаты.

– Да кури здесь, доченька, – крикнула тетка. – Сочельник ведь! – Двери хлопнули. Лидия повернулась к Каролю: – Никогда не забывай о себе. Каждый день спрашивай себя, счастлив ли ты. Ты живешь для людей, как сам думаешь. Для Ники. Для Янека. Не дай бог для меня. А когда станешь старым, то поймешь, что никогда не жил для себя. Тс-с-с, любовь моя. А то Гарпия услышит. Да чтоб его, что ж мне снова в туалет-то надо?

29

Лидия раскладывала перед собой свою новую жизнь. Белая пластиковая плитка с отверстием в середине. Полупрозрачный мешочек. Уплотнительная паста в голубом тюбике. Ножнички. Зеленые салфетки от опрелостей ConvaCare. Зажимы. Буклеты, брошюрки, книжка в белой обложке, два номера журнала для больных раком, «Синяя Лента».

– Боже, какой ужасный сон мне снился, – сказала Каролю. Подняла сорочку до пупка, показывая красную шишку колостомы, чуть похожую на подземного червяка, случайно выставившего голову на свет.

30

– В моем сне я встала рано, раньше вас. Я была бодрой и хотела сделать вам сюрприз. Чувствовала, что могу вас порадовать. Прямо у дома – ну, во сне – у нас был такой большой супермаркет, Tesco. Я и пошла. Взяла только сумочку, а люди смотрели на меня как-то странно, но я не знала почему. Некоторые вообще убегали. Когда я вставляла монетку в тележку для покупок, мне показалось, что моя рука какая-то странная, но я не поняла, что с ней не так. Я толкала тележку вдоль полок. Брала шоколад, мясо, макароны. Винишко и еще винишко, мои винишки, мои прекрасные винишки. Когда я подошла к кассе, люди побросали свои покупки и разбежались, как можно дальше от меня. Ну и хорошо, подумала я, быстрей дома буду. И даже кассирша не хотела меня обслуживать. В конце концов взяла денежки ну прям совсем через силу. И тогда я глянула в такое круглое выпуклое зеркальце. Я вся была в говне. Руки, ноги, лицо в говне, на животе больше всего говна. И покупки мои были все в говне. И я оставляла за собой след из говна, как улитка.

31

На этот раз пан Фалда был в жемчужном жилете, льняных брюках и туфлях из тонкой кожи. Он подвернул рукава рубашки, открывая шрамы, в которых виднелись следы от старых татуировок. Встал из-за стола. Кароль стоял на краю золотой шины и не поднимал глаз.

Третья сказала, что Кароль выжимает из себя все, чтобы как можно лучше разработать заданную тему, но история князя Оттона, его спутников, весь ее исторический контекст оказались трудней, чем они ожидали. Поэтому требуется больше времени, поэтому деньги из первых двух выплат уже закончились, а пан Кароль полностью отдает себе отчет в неловкости данной ситуации. Но он многое уже сделал и идет верным путем.

Она подала пану Фалде пачку распечатанных листов.

Фалда вернулся за стол, надел очки и читал почти час. Гладил себя по виску, грыз карандаш и делал пометки на полях. Кароль переступал с ноги на ногу, подумывал присесть, но тут же выпрямлялся. Пан Фалда старательно сложил распечатки на краю стола.

– Хорошо. Но не безнадежно, – сказал он. – Я заплатил за ваше время, а вы приносите мне тридцать страниц?

Третья стояла на границе золотой шины, но далеко от Кароля. Сказала, что характер работы над диссертацией требует очень длительной подготовки, после которой наступает фаза активной работы по написанию, обычно совсем короткая. Заверила, что у Кароля есть не меньше двухсот страниц заметок и длинные готовые фрагменты текста, которые требуют только упорядочения, которое и состоится в должное время. Добавила, что они в любой момент готовы их предоставить. Кароль помертвел. Пан Фалда отмахнулся:

– Для меня важны не деньги, важно время. Как я уже вам говорил, покупать чужое время – мой каприз, роскошь, которую я могу себе позволить. Благодаря этому я продлеваю свою жизнь. Хорошо, я дам вам третью выплату. Могу это сделать и сделаю. Есть лишь один человек, которому я доверяю, и так случилось, что этот человек ручается за вас. Я должен сказать, что мне нравятся такие молодые пунктуальные люди, как вы, и поэтому прошу запомнить раз и навсегда: если пан украдет мое время, я потребую то, что мне принадлежит. Отберу то, что вы у меня взяли. Все зависит от того, сказали вы мне правду или нет.

Третья повела Кароля через цветной лабиринт комнат, а он потел и дрожал. Получил деньги. Они сели в машину. Он попробовал взять ее за здоровую руку, но она ему не позволила. Сказала, что сделала подобное в первый и последний раз. Они ехали через лес. Третья не отрывала взгляда от пустой дороги. В ее глазах блестело.

32

– Многие думают, что я дочь Фалды или его любовница. Это не так, хотя, строго говоря, капля, совсем чуть-чуть правды в этом есть. Мой отец был его компаньоном и другом. Они познакомились еще в Болгарии, вместе поехали в Германию и в конце концов попали в Польшу. Я плохо помню отца. Судя по всему, Фалда тащил его за собой из бизнеса в бизнес, говорил, что делать, отдавал поручения. Я родилась уже в Польше, когда оба они, папа и Фалда, уже были богаты. Папа много времени уделял семье, мы летали на выходные в разные европейские города, я смутно помню Вену и Париж. Такое детское воспоминание. Так вот, родители брали меня с собой куда только могли, и только один раз не взяли, один-единственный, и уже не вернулись. Обледеневший поворот, удар. Так сказал пан Фалда, который занялся мной. Мне было шесть лет. У Фалды нет детей. Он давно в разводе. Содержит несколько девушек в Кракове. Я езжу к ним и забочусь о разных вещах. Я хочу, чтобы ты понял, я росла только с Фалдой. Он действительно старался, это не было так, что он платил няням, посылал в школу и не интересовался ничем. Мы проводили время вместе, и я снова летала по разным городам. У него не было столько терпения, как у моего собственного отца, но он очень старался, и в конце концов я начала звать его «папа». Может быть, он страдал гиперопекой, может быть, мог бы дать мне больше свободы, но я так думаю, что мне и самой не очень хотелось иметь знакомых. Я ненавидела других богатых детей, потом богатых подростков, а обычные, такие как ты, не очень понимали, что со мной делать. Между тем Фалда не верил никому, кроме меня, и так я начала присматривать за всем, чем он занимался. Думаю, что мы друг друга дополняли. Пару раз я его подвела и знаю, что лучше этого не делать. Когда я спрашивала про смерть родителей, он всегда рассказывал одну и ту же историю о несчастном случае, да и газеты об этом тоже писали, я нашла снимок. Но, в конце концов, отец все же был его компаньоном, и я спросила, что же стало с его частью состояния, ведь что-то и мне принадлежало. Может быть, я хотела иметь что-то собственное, начать что-то свое. Я начала припоминать себе разные вещи. Папа был нервным в последние недели жизни, даже спрашивал, что бы я сказала, если бы немного переехали. Я начала копать, пошла в полицию, и оказалось, что материалы дела пропали, никто ничего не знает, вообще я