на наш затерянный в море остров, их было восемнадцать. Гоблинам нравятся числа, кратные девяти. Это потому, что у них по девять пальцев. Один палец на нерабочей руке у гоблинов превратился в крюк, который они могут втянуть, как кошки свои когти, а могут выставить и вцепиться в вас, захватить ногу, а потом укусить. У большинства гоблинов крюк на левой руке. Правокрюкие пользуются особым уважением. Считается, что они благословлены их маленьким странным богом, который, если судить по молитвенным дощечкам гоблинов, похож на обыкновенное грязное пятно.

Но вернемся к крюку. Рука с крюком слабей и короче рабочей руки. Возможно, именно поэтому гоблины не выносят симметрии. Как рассказывал один из наших генералов, гоблины потому и обрушают углы человеческих домов, что им становится дурно от прямых линий. Наши прекрасные памятники с математически выверенными очертаниями кажутся им отвратительными и грубыми, оскорбляющими саму природу. Сооружения гоблинов точно так же озадачивают нас, как и их корабли.

Я охотился с луком на скальных цыплят, потому что не сумел наловить рыбы и загладить вину перед Малком. Мне пришлось сознаться, что это я съел его рыбу, хотя на самом деле не тронул ни плавника, ни косточки. Традиционный способ охоты на тупиков был мне хорошо известен: нужно повиснуть на скале и размахивать сетью на длинной палке, пытаясь поймать птицу в воздухе. Но у меня не было ни палки, ни сети, ни особого желания висеть на скале. Поэтому я использовал грубый, примитивный способ, и две мелкие пичужки уже висели у меня на ремне. Птичий помет покрывал меня с головы до ног, ветер хлестал в лицо. Мы как раз поцапались с самкой тупика, видевшей, как я подстрелил ее дружка. И тут я заметил парус. Зеленый гоблинский парус на голубой-голубой воде у самого горизонта. Над кораблем поднимался сизый шлейф дыма, почти белый на фоне летящих темно-серых облаков.

Я бросил охоту и побежал к лагерю, прячась за выступами скал. Солдаты научили меня, как на языке жестов показать гоблинов. Я сжал руку в кулак и отогнул два последних пальца в виде крюка. Увидев это, Гальва стащила с себя рубаху, видимо собираясь выпустить на волю боевую птицу. А Малк поднял саблю.

– Подождите! – сказал гарпунер. – Какого цвета у них парус? Зеленый?

Я кивнул. Парус и впрямь был серо-зеленым, цвета полыни.

– Это хорошо. Значит, они уважают договор. Это цвет их крови. Красный означал бы, что они вышли на охоту.

– Они всегда на охоте, – возразил Малк. – Красный они показывают, чтобы напугать нас. И только тогда, когда видят, что их больше.

– Что случилось? – спросила Норригаль.

Я объяснил.

У нее округлились глаза.

– Срань! – пробормотала она. – Вот так срань!

– Да, самое подходящее слово, – согласился Малк.

– Мы будем драться? – спросил я.

– Будем, – ответила Гальва.

И в тот же миг Гормалин сказал:

– Смотря сколько их.

Спантийка бросила на него недовольный взгляд.

– Может быть, они даже не высадятся, – заметил Малк.

Гальва засомневалась. Если выпустить птицу, о том, чтобы спрятаться, можно уже и не мечтать.

– Давай, спантийка, помоги мне раскидать этот навес, – сказал Малк.

Норригаль забросала костер песком и разгладила веткой единственного на весь остров дерева. А потом посыпала сверху каким-то порошком, чтобы усилить запах тухлой рыбы и скрыть наш собственный. Малк поднялся на скалы, чтобы самому взглянуть на гоблинов, я пошел следом.

– Что они делают так далеко на севере? – спросил я. – Им же не нравится холод.

– Не нравится, – признал Малк. – Но они поднимаются по Южной Хребтовой реке, потом по старому кешийскому Верхнему каналу доходят до самой Хребтовой реки и там торгуют и охотятся на тюленей. Тюленье мясо гоблины любят не меньше человечьего. Из-за жира. А с детенышей они еще и сдирают мех.

Я встал рядом с ним на вершине скалы.

– Видишь этот дым? – спросил он, и я кивнул в ответ. – Это, должно быть, паровые котлы. Они жгут уголь под палубой и обрызгивают ее водой, чтобы было жарко и влажно, как на их островах. Солграннон, я знаю, как ты любишь кровь, но не дай им высадиться на берег.

– Почему ты не хочешь, чтобы они высадились? – спросил я, чуточку повысив голос, чтобы Малк услышал меня за криком кружащих над нами чаек.

– Они не любят птиц, – ответила Гальва.

Я слышал об этом, но забыл. Оказывается, в том, что против них использовали корвидов, был еще один смысл. Погубили наших лошадей? Ладно. Вот вам тогда армия огромных птиц-убийц, которые разорвут половину из вас в клочья, а остальным мелким тварям, попрятавшимся по ульям, будут сниться в кошмарах.

– Наверное, они видели обломки «Суепки», – сказал Малк. – И если поняли, что это был кракен, то не ожидают найти здесь выживших. Просто прочешут весь берег в поисках чего-нибудь ценного. Если мы спрячемся в скалах, то… Ох, чтоб тебя!

– В чем дело?

– Трупы.

Мы помчались вниз к трем мертвым телам, выброшенным вчера на берег. Надо было их просто сжечь, но мы пожалели дров и закидали трупы тиной. И выложили в ряд, как принято у людей. Никакая волна не прибила бы их к берегу так ровно.

– Что такое? – спросил гарпунер.

Малк показал на трупы.

– Нужно их спрятать!

– Где? – спросила Норригаль.

– В скалах.

Началась отчаянная гонка. Мы хватали отвратительные, распухшие от воды трупы китобоев и тащили их вверх по осыпающимся, скользким от дерьма камням. Всего через четверть часа корабль мог повернуть, и гоблины увидели бы слепую сторону острова. Мы едва успели приволочь последний жуткий, вонючий труп той самой загорелой и толстой как бочонок женщины, что ухмылялась мне с палубы в первый день плавания. Бросили его в седловину между двумя скалами и навалили сверху кучу камней и птичьих гнезд. Норригаль оставалось лишь замести следы, когда она вспомнила о сундучке с пузырьками и ядами.

– Оставь там! – прикрикнул на нее я.

– Если нас найдут, он мне понадобится, – прошипела в ответ Норригаль, и я отпустил ее руку.

Не стоило этого делать. Да, она забрала сундучок и, обессиленная, плюхнулась на камни рядом со мной, словно старый башмак. Но не в самом удачном месте. Чтобы не сползти вниз, ей пришлось упираться неудобно согнутой ногой. Когда вдали показался парус гоблинского корабля, Норригаль задрожала. Мы оба понимали, что она может сорваться и устроить целый камнепад.

– Держись, – сказал я.

– Я и держусь, – ответила она.

– Ты же легкая, как виноградная лоза.

– А ты тяжелый, как дерьмо. Оставь меня в покое, я справлюсь.

– Справишься, – подтвердил я.

– Ну так захлопни пасть.

– Оба захлопните, – прошипел Малк.