Тогда получается, что или девчонка вновь соврала, что в общем-то неудивительно, или тот, кто пришел в дом, о Варваре не знал.

И вновь все странно.

– Завис? – Варвара усмехнулась. – Ты не перенапрягись, а то плохо станет… сосудик там в мозгах лопнет от усилий, и каюк кролику. Останется моя сестрица вдовой.

– Шла бы ты, – беззлобно отозвалась Саломея.

– Куда?

– Куда-нибудь…

– А вы в гостинице остановились? Хотя, чего это я… где еще вы могли остановиться. Подбросите до города?

Хотелось ответить отказом, но ведь до города и вправду километров семь. Зима. Ночь. И мало ли что случится с этой безголовой девицей. Далматову в целом плевать, но Саломея потом не простит ни себе, ни ему.

– Пять минут на сборы. Ждем внизу.

– Пять минут мало.

– Управься.

– Илюша, мне ведь кассету найти надо…

– Обойдешься.

Далматов сам собирался поискать. Вернее, не совсем сам.

Саломея злилась.

Она точно могла сказать, что объективных причин для злости у нее не было, а вот субъективная сидела напротив. Развалилась, растеклась по дивану в картинно-томной позе.

Дразнит.

И ее, и Далматова. Он же ведется, как старшеклассник на соседкину голую грудь.

Грудь у Вареньки не голая, она одета вполне прилично, но все равно раздражает жутко. И движения эти плавные, тягучие, и голосок, который звенит натянутой струной, так бы и резануть, чтобы лопнула…

Злость нарастала.

Обживалась.

Сворачивалась черным волосяным клубком где-то в груди, и Саломея отстраненно этот клубок разглядывала. Она бы и пальцем в него ткнула, если бы не опасалась, что рассыплется ядовитым прахом.

Вот, значит, на что это похоже.

Когда Варвара ушла, Далматов коснулся волос и спросил:

– Ты как?

– Могло быть и лучше. Знаешь, она меня бесит… нет, не просто бесит, меня трясет от одного ее вида. И банально хочется вцепиться ей в волосы. Или придушить. Это я такая… нервная?

– Нет.

Саломея знает. Она ведь умеет смотреть немного иначе, чем другие люди, вот только одно дело смотреть на вещи, а другое – на себя саму. Сложно невероятно.

– А ты как? – Она погладила ледяную далматовскую руку.

– Ну… пока пасть к ее ногам не тянет.

– Наверное, это хорошо…

– Наверное, – согласился Далматов и тихо попросил: – Поищешь?

– Кассету?

– Думаю, диск или флешку. Кассета – это как-то старомодно…

– Но Варвара…

– Или оговорилась, или понадеялась, что кассету мы и будем искать. Она ведь не могла не понять, что мы будем искать.

Он снова прав.

– Так как?

– Попробую.

Саломея встала.

Откуда начинать поиск? Хоть бы с этой комнаты. Библиотека – ничем не хуже и не лучше других…

Закрыть глаза.

И отрешиться от злости – она тает, уходит, но слишком медленно.

От Далматова, который благоразумно отступил. Правильно, ей мешает и близость его, и собственные мысли о нелепом этом браке… о Варваре – она ни на секунду не поверила и Далматова не выпустит… где брак, там и развод.

Нет, думать следует о доме.

Он не старый, а уже потерял хозяев. И Саломея чувствует глухую его тоску, удивление – как вышло так, что его бросили? Он хранит еще тепло, и вещи, пока не появится кто-то, кто заявит на эти вещи права. И среди множества их есть особенно важные.

Саломея ищет такие?

Дом покажет.

Приведет.

Из комнаты к лестнице. И по ней – вниз. Ступени больше не скрипят, да и вообще воцарилась удивительная тишина, от которой и самой Саломее неуютно. Но в тишине лучше слышен шепот теней.

Они помнят.

Ольгу.

И Олега, который на Новый год рядился Дедом Морозом. И подарки приносил в полотняном огромном мешке. Этот мешок, а еще атласная шуба и накладная борода до сих пор хранились в кладовой, как и ящик с его инструментами. Старые Ольгины игрушки, выбросить которые у нее не поднималась рука.

Кладовая скрыта под лестницей.

Одежда.

И вереница пустых банок, в которые прежде закатывали компот, грушевый и яблочный, и еще сливовый – он особенно нравился Олегу.

То, что ей надо, скрыто за банками.

Старая музыкальная шкатулка со сломанным механизмом. И под крышкой прячется серая от пыли балерина, она дергается, пытаясь начать танец, но силенок не хватает. Пальцы же Саломеи выламывают дно, которое и без того сломано.

Флешка.

Крохотная совсем, и не сразу получается достать ее из тайника, а когда получается…

– Я знал, что ты у меня умница. – Далматов вытащил флешку из онемевших пальцев. – Но и не предполагал, что настолько. Плохо?

Голова кружилась, и Саломея, пытаясь совладать с внезапной слабостью, покачнулась, вцепилась в руку Далматова.

– Н-немного…

– Держишься?

Держится. И он поддерживает. Ведет, помогая выбраться из кладовой. Гладит по плечам, шепчет какие-то глупости, которые с ним совершенно не увязываются.

Далматов, он ведь холодный.

И бесчувственный.

Вообще гад редкостный, а он тут глупости… про кофе или шоколад, который ждет их в гостинице, а если не ждет, то исключительно по недосмотру.

О ванне.

И постели, чистой, но холодной.

Еще о чем-то столь же пустом…

– Щебечете? – поинтересовалась Варвара, которая стояла в холле и оглядывалась. – Ну как, нашли?

– А тебе какое дело? – огрызнулся Далматов.

Нервный он стал… совсем на него не похоже. И обидно, если это из-за любви… наведенной любви, а значит, ненастоящей…

– А такое! Если нашли, то кассета моя.

– Кассет не находили. – Далматов прижал Саломею к себе, пусть она отошла уже настолько, чтобы спокойно стоять на ногах.

– А что нашли?

– Вот это уже не твое дело…

– Ну почему? Мое… и ладно, я подожду. Денек-другой и сам принесешь. – Варвара закинула на плечо спортивную сумку. – Машина там?

– Не обращай на нее внимания. – Далматов поцеловал Саломею в макушку. – Девчонка рисуется. Пытается казаться круче, чем есть на самом деле.

– А на самом деле?

Все-таки идти, держась за его руку, было удобней. И приятней.