Анна замолчала. В комнате было слышно только дыхание присутствующих и суету слуг во дворе. Жизнь за окном продолжалась, а внутри время словно остановилось. Верховная боярыня продолжила свое повествование.

– Конечно, о братьях Альбинони я задумывалась. Не последнюю роль сыграло и то, что двое писарей, с которыми они водили дружбу в доме Беклемишевых погибли странной смертью. Сначала я узнала о склонности братьев Альбинони к мужеложеству. Но какая связь с убийствами? Поэтому я все больше и больше склонялась к идее, что убийца – Мельников. Он идеально подходил на эту роль. И в принципе, я думаю, что в случае с Варварой его просто опередили, – и неожиданно спросила Марчеллу, – а подъячие Борис Холмогоров и Глеб Добровольский тоже пытались вас шантажировать?

– Нет, все было немного сложнее. Если Луиза всегда была холодна с мужчинами, за нее я не опасался, – по привычке говорила о себе в мужском роде Марчелла. – Но Лоренца – гораздо моложе, и Борис Холмогоров все больше и больше приобретал над ней власть.

– Этого вы испугались, Марчелла, что Лоренца впервые пожалеет о своем маскараде и все закончится. Этим и объясняется особая жестокость, с которой вы его убили. Я много раз задумывалась, почему вы отрезали пенис? Символ мужской силы, мужского превосходства, в этом вы не могли себе отказать, в предсмертном издевательстве над несчастным…

Марчелла с вызовом вскинула голову, бросив презрительный взгляд на окружающих, и почти вскричала, на этот раз по-итальянски.

– Несчастным! Он был кем угодно, только не несчастным! Он был ничтожеством, ни к чему не пригодным, ни к чему не способным, два слова написать не в состоянии, тупой чурбан, пьяница и распутник. Единственное, чем мог похвастаться, это подвигами в постели, ни одной, даже самой драной юбки мимо себя не пропускал! И он смел претендовать повелевать моей сестрой, потому что родился мужчиной, а она – женщиной! Это вы называете справедливостью! И он, и его дружок – мразь, грязь и никто из них не заслуживал жизни…

– И Варвара, и баба Манефа, тоже была мразью для вас, поэтому одна заслужила сабельный удар, а другая – кубок с ядом… – спокойно констатировала Анна.

– Нет, но они были опасны, Лоренца быстро забеременела, и мне пришлось найти способ избавить ее от плода, поэтому оставить Манефу в живых было большой неосторожностью, ну а Варваре я не могла позволить угрожать нам, – внезапно возразила Марчелла и спросила в свою очередь, – ответьте только на один вопрос: как вы догадались, что это именно я убила?

– Я вам уже сказала, что мертвые говорят, Марчелла, да и потом богиня случая иногда становится богиней мести и справедливости. Дайте мне ваши четки.

Марчелла вопросительно приподняла брови, но четки Анне все-таки протянула. Та посмотрела внимательно и сказала:

– Согласитесь, более чем странно видеть у слуги четки. Вы хотели уйти в монастырь и привыкли их носить всегда с собой. Теперь посмотрите: в этой декаде не хватает одной бусинки. Она оторвалась в тот момент, когда вы насыпали яд в кубок Варвары, – с этими словами она нажала сбоку на медальон на соединении двух декад. Крышка медальона отворилась. Марчелла сделала было движение, чтобы вырвать четки из рук Анны, но тут же села на место. Тем временем Анна внимательно изучала дно медальона, поднесла к носу и болезненно поморщилась, потом подняла глаза на старшую Альбинони.

– Именно здесь находился порошок адамова корня? Не так ли?

Марчелла на вопрос не ответила, только улыбнулась, разглядывая боярыню с явным чувством превосходства. В этот момент на пороге появился вестовой из дворца. Он, наклонившись к Анне, прошептал несколько слов. Анна только кивнула головой в ответ и взглядом приказала Василисе следовать за вестовым и разобраться на месте. Марчелла внимательно посмотрела на боярыню, перевела взгляд на вестового, проследила за выскользнувшей из комнаты Василисой и напряглась. Анна, словно пытаясь протянуть время, задала последний вопрос.

– Я вам объяснила, почему я остановилась на вас. Теперь услуга за услугу, Марчелла, мне хотелось бы больше узнать об истории сестер Альбинони.

– Хорошо, – снова по-итальянски ответила Марчелла и уже больше к русскому языку не возвращалась. – Наш отец, Джакопо Базано Бертиноро, был процветающим венецианским торговцем. До 10 лет я был единственной дочерью. Все остальные дети умирали в младенчестве. Наконец появилась сначала Луиза, а через два года и Лоренца. Через шесть дней после рождения Лоренцы наша мать умерла. Она так и не смогла оправиться от родильной горячки. Но этот удар нас не разъединил, а даже еще больше спаял нашу семью. Со временем боль прошла, тем более Луиза и Лоренца безмерно радовали нашего отца. Заметив способности моих сестер, он с детских лет нанял учителей. Талант Луизы к архитектуре стал заметен с детства. Но мой отец прекрасно понимал, что женщина никогда не сможет стать ни архитектором, ни ученым. Он долго думал, что делать. И тогда ему в голову пришла идея этого маскарада. Женщинам было запрещено посещать университет, и он первым придумал нарядить сначала Луизу в мужское платье и отправить учиться, когда мы были проездом в Падуе. Луизе удалось смешаться со школярами, и никто не заметил обмана. Тогда мой отец принял решение. Он продал все свои дела в Венеции и поселился в Падуе, где нас никто не знал. Он сменил фамилию, назвавшись именем своей матери: она была урожденной Альбинони. Ну а мы, соответственно, стали Марчелло, Луиджи и Лоренцо. Для моих сестер это стало игрой, развлечением. Мужское платье стало их второй натурой. Они с легкостью одолевали все науки и блистали в университете, затмевая своими способностями всех тамошних студентов. Но для меня это никогда не было игрой. Я, единственная, отдавала себе отчет в том, какой мы подвергаем себя опасности, нарушая правила. Поэтому и стала брать уроки владения саблей. И могу сказать, что мои учителя были мной довольны. В конце концов, я всегда испытывала отвращение к той роли, к которой меня предназначила природа, и до нашего маскарада я неоднократно просила моего отца отправить меня в монастырь. Я просто заменила монастырь служением моим сестрам. Наш отец знал, что не вечен. Когда почувствовал, что умирает, он потребовал, чтобы я поклялась воплотить его замысел в жизнь.

– И вы его воплотили, – прошептала почти про себя Анна и, посмотрев внимательно в сухие и холодные глаза Марчеллы, с удивлением спросила, – вам никогда не было страшно?

– Было ли мне страшно? – Марчелла задумалась и покачала головой. – Нет, никогда. Я выполнял мой долг.

– Убивая, совершая смертные грехи, вы выполняли ваш долг?

– У меня не было другого выхода. И потом, разве не большим грехом стал бы отказ моих сестер от таланта, данного природой, а значит и Богом. Когда Господь таланты распределял, почему они моим сестрам достались? Значит и в этом был замысел, а я только выполнить его должен, – по-прежнему говорила о себе в мужском роде Марчелла, – дикие людские законы, не божеские. Женщина – не раба. Она равна мужчине. Они – одной плоти и крови, женщинам даны ум, талант и душа наравне с мужчинами. Вот вы, боярыня, согласны ли вы с ролью, отпущенной вам судьбой?