Торговец костями больше не улыбался. Он посмотрел на потолок, потом на Таисию.

– Кто ты? – просипел он из сплетенной из теней удавки. – Что ты сделала?

Этот самоуверенный монстр теперь смотрел на нее так, как будто это ее надо бояться.

Таисию бросило в жар.

Она вдруг снова оказалась в зале совещаний в тот момент, когда король заявил, что арест Данте – это предупреждение для всех домов и они обязаны беспрекословно выполнять его распоряжения. А в следующую секунду уже стояла возле Стелы Смерти, стражники приготовились обнажить мечи, и она видела презрение в их глазах.

Таисия открылась тьме, которая заклубилась в ней после использования кости астралама. Тени удлинились и стали гуще. Она подняла руки, и Умбра обвила ее запястье.

– Что ты делаешь? – выдохнул хозяин лавки. – Что ты…

Таисия сжала кулак. Тени вокруг горла очкарика затянулись, и в комнате прозвучал громкий хруст.

Это было так легко. Только она и ее сила. Черная бездна и бескрайнее ночное небо. Таисия хотела остаться там навсегда, хотела, чтобы это никогда не кончалось.

* * *

Джулиан сидел на полу среди костей и обвалившихся полок и, словно оглушенный, смотрел на тело владельца лавки. Его серые глаза были широко открыты, шея сломана, рядом лежали разбитые очки.

Джулиан поднял голову, обвел взглядом помещение и наконец увидел Таисию. Вокруг нее клубились живые тени, глаза ее стали непроницаемо-черными, руки и ноги обвивали щупальца темного воздуха, коса расплелась, лицо в брызгах крови, будто в боевой раскраске.

Таисия не отрываясь смотрела на него непроницаемыми черными глазами, похожая на богиню, стоящую на краю мира.

Джулиан вспомнил «сплетники», которые любила читать его мать, и тот, где на первой странице была изображена женщина с внушающей ужас улыбкой и клубящимися в ногах тенями. Тогда он подумал, что художник хватил через край, чтобы произвести впечатление на читателей, но сейчас понял, что тот ухватил самую суть Таисии Ластрайдер.

Тени медленно расползались по углам и вскоре исчезли окончательно. Таисия несколько раз моргнула, глаза ее стали вполне человеческими. Она слегка покачнулась и вдруг превратилась из богини в измученную молодую женщину.

Она продолжала смотреть на Джулиана, он беспомощно смотрел на нее.

– Что ж, – хриплым голосом сказала Таисия, – кости работают.

VI

Николас давно привык к тому, что его мать постоянно что-то роняет, бросает незаконченным или вовсе забывает. Очки для чтения, чай, обязательства… Лукс научился соскальзывать с запястья хозяина и быстро возвращать упавшее на место.

Сейчас, когда Лукс подхватил упавший клубок пряжи и аккуратно положил его на колени Мадеи, она не поблагодарила фамильяра, как обычно это делала. Просто сидела и смотрела прямо перед собой, как будто ее заворожил какой-то другой мир.

Николас сидел вместе с матерью в утренней комнате – так на вилле Кир называли скромную гостиную с широкими окнами вдоль дальней стены. Окна выходили в сады с зеленым лабиринтом из живых изгородей и разноцветными клумбами. По тропинкам бродили занятые своей работой садовники.

Мебель в комнате была белая с золотой отделкой, пол и стены – светлые. Утром она всегда была залита солнечным светом. Она предназначалась для молитв и медитаций, здесь все семейство Кир накапливало силы для предстоящего дня. Варен всегда заставлял сыновей становиться рядом с ним на колени на ковре и быстро бормотал молитвы Фосу, после чего они спускались к завтраку.

После смерти Риана Николас перестал молиться.

Но солнце все равно радовало. Поэтому прислуга любила приводить сюда Мадею, чтобы та сидела, впитывала солнечный свет и сама распространяла вокруг себя приятное сияние.

Николас прикоснулся к руке матери:

– Что вяжешь?

Мадея сделала глубокий вдох и поморгала. Она как будто удивилась, увидев у себя в руках незаконченное вязание.

– О!

Она приподняла зеленый круг из плотно прилегающих друг к другу ровных рядов петель. С каждым рядом круг становился шире, но, в отличие от шапок, которые Мадея вязала сыновьям на зиму, сейчас, она, похоже, не ставила перед собой определенной цели.

– Сама пока не знаю.

– Не важно. Я уверен, это будет удивительно красиво.

– Ты такой льстец. – Мадея слабо улыбнулась.

Мадея Кир происходила из благородной семьи Южной Ваеги. Брак с Вареном был заключен по расчету – ее семья правила в Сенизе, крупнейшем городе вулканического региона страны. Николас часто думал, что мать, возможно, мечтает уехать в Сенизу и больше никогда не возвращаться в Нексус. Хотя, возможно, возвращение в родной город причинило бы ей не меньшую боль, там могли остаться воспоминания, похороненные под упавшим из Сердца Дейи пеплом.

В какой-то момент он почувствовал жар вулкана на лице и услышал, как его зовет младший брат.

Николас зажмурился и тряхнул головой.

– Мне лучше вернуться к себе, – пробормотала Мадея, – что-то я немного устала.

Прислуге было строго приказано предотвращать все попытки Мадеи вернуться в спальню. Если бы Николас на этом не настоял, мать большую часть дня проводила бы в постели.

– Можно прогуляться по саду, – предложил Николас. – Ватсонии еще цветут.

– Не сегодня.

Эти два слова Мадея повторяла чаще других.

Горе – это непросто. Оно обрушивается на тебя и начинает грызть, превращая в хрящ, а когда наконец выплевывает, сломанного и опустошенного, тебе остается лишь по крохам собирать то, что уцелело, и избавляться от того, что уже не восстановить.

Последние годы Николас именно этим и занимался. Он постоянно напоминал себе, кем он был когда-то и кем стал сейчас. Последнее ему не особо нравилось – и, возможно, не понравится никогда, – но он хотя бы мог проживать каждый свой день, не оплакивая ушедшее.

А вот его мать была настолько разбита горем, что Николасу иногда становилось по-настоящему за нее страшно. Он боялся, что мать никогда не сможет собрать и как-то восстановить крохи разбитой жизни. После того как Риан умер от лихорадки, она бесцельно бродила по вилле, не женщина, а тень женщины.

Бывали и хорошие дни, когда она смеялась, с удовольствием ела и глаза блестели, как в те времена, когда она играла со своими золотоволосыми сыновьями.

Но такие дни выпадали редко. Большинство же дней она была тихой и забывчивой и, казалось, заставляла свое тело выполнять рутинные движения.

В дверь тихо постучали, и на пороге появился слуга в белой с золотом ливрее.

– Милорд и миледи, простите, что помешал, но в приемной ожидает гостья.

Николас удивился: на тот день никаких встреч назначено не было, – во всяком случае, отец об этом не упоминал.

– Что за гостья?

– Леди Риша Вакара, милорд.

Обычно