рукой, а второй роясь в клумбе. — Всё, что захочешь. Хоть пожарных, хоть спецназ хоть, хоть морских котиков…

Наконец обнаружив мобильник, он с шипением садится и укладывает мою голову себе на колени:

— Сейчас-сейчас… Не вставай… Хер знает… Мало ли…

Экран телефона пересекает несколько трещин, но смартфон все-таки соизволяет соединить Горелова, правда, он почему-то звонит не в сто двенадцать, а Рэму. Тот обещает позвонить Горелову-старшему и приехать сам.

Через пятнадцать минут, за которые мы так и не сдвинулись с места, наблюдая за тем, как догорает порш, за воротами начинается движняк: звук подъехавших машин, шорох шин, хлопанье дверей, голоса, отсветы фар.

Поматерившись, со второй попытки Димка с телефона открывает ворота, но калитку уже не получается, и он, психанув, зашвыривает мобильник в кусты.

— Ленка нас убьёт, — внезапно выдаю я. — Мы затоптали её бархатцы.

— Я считаю, это прекрасно, что у нее еще будет возможность сделать это лично, — со смешком над нами склоняется мужик с холодными, будто прозрачными глазами. — Давно не виделись, Дмитрий.

Димка кривится, глядя на то, как он достает из тёмно-зелёной робы, наподобие, как у работников скорой, фонарик. Кажется, они знакомы.

— Фёдорыч, — морщится Горелов, когда ему прекращают проверять реакцию на свет. — Я бы тебя ещё столько же не видел.

Дядька хмыкает в усы.

— Ну, давай. Рассказывай. Как все происходило.

Выслушав, Федорыч нас осматривает.

— Ну, ехать никуда не надо. У барышни в худшем случае сотрясение, а тебя мы тут зашьём, — он подзывает двоих с носилками, но Димка сопротивляется, доказывает, что способен и сам дойти.

И у меня сдают нервы.

— Прекрати думать только о себе, придурок! Крутость свою он показывает! А ну лёг на сраные носилки!

Посверлив меня взглядом под сдавленный смешок Федорыча, Горелов смиряется, но ворчит, что он не инвалид, все то время, что мы лавируем между снующими во дворе людьми в серой униформе.

И это явно не полиция.

Один из типов отпочковывается от группы коллег и перехватывает нас у крыльца.

— Когда с вами можно поговорить, Дмитрий Сергеевич?

— Как Фёдорыч отстанет, — отзывается Горелов.

Тип согласно кивает и кому-то звонит.

— Да, Сергей Михайлович, — слышу я. — С ним всё в порядке, как огурчик. Разумеется. Сделаем.

Обосновавшись в гостиной на первом этаже, Фёдорович извлекает из Димки эту дрянь, обрабатывает и зашивает рану.

Отвернувшись, чтобы не видеть, как в Горелова тыкают иголкой, я сижу, вцепившись в его руку, боясь выпустить ее хоть на секунду, и про себя считаю его пульс.

Меня тошнит от страха за него. Кажется, мерзкий запах медикаментов теперь всегда будет напоминать мне о сегодняшней ночи. Медикаментов и горелого пластика.

— Ну вот и все, — заканчивает Федорыч. — А царапины на спине тебе дама сердца обработает…

Что?

— Просто царапины? Царапины? — вызвериваюсь я на него. — Он ранен, а вы так спокойно…

— Помолчите, мамочка, — рявкает Федорыч и указывает на аптечку. — Выпейте валерьянки или водки, что там вам помогает, и займитесь своим героем.

Я чувствую себя курицей в панике.

Какой выпить!

У меня и так трясутся руки, и сердце больно сжимается при взгляде на Диму. Он сидит с мордой кирпичом, но ему же больно!

Я почти на грани обморока, и именно этот момент выбирает Рэм, чтобы залезть в окно гостиной.

Он так меня пугает своим появлением из черноты, что я обкладываю его на родном матерном, как и дяде-моряку не снилось.

— Ой, не нуди, — только отмахивается от меня Рэм, обмениваясь крепким рукопожатием с Гореловым. — Там на пороге еще работают. Им ещё дом проверять.

— Именно, — в гостиную заглядывает тот невзрачный человек, что звонил отцу Димки. — Дмитрий Сергеевич, у вас есть идеи, что произошло?

Димка выкладывает информацию о звонке Васи Зверева и о конфликте с Сашей.

— Дружок, бля, — выплевывает он.

Я вслушиваюсь и не верю своим ушам. Такое, что, реально происходит в обычной жизни? И не с кем-то, а со мной?

Тип задумчиво барабанит пальцами по стеклянной столешнице журнального столика.

— Ну… судя по всему, если это Зверев, то он не собирался вас убивать. Пока не могу сказать точно, но предварительно бомба была на таймере. То есть никакой гарантии, что вы будете в машине в момент взрыва, не было. Установлено, скорее всего, сегодня ночью после вашего возвращения. Но мы можем это узнать. Не хотите позвонить своему другу, Дмитрий Сергеевич?

Он протягивает, видимо, найденный в клумбе треснутый Димкин мобильник.

Стиснув зубы, Горелов с какой-то попытки все-таки набирает Зверева и включает громкую связь.

Всего пара гудков, и Саша берет трубку.

— Быстро ты. Понравился мой сюрприз? — голос его сочится ядом.

— Ты отморозок, ты понимаешь, что ты сделал? — с трудом сдерживаясь, цедит Дима.

— Мои зубы за твою тачку? Нормальный обмен.

Я так и представляю, как он скалится.

— Ублюдок, Инга чуть не села в машину…

— Жаль, что не села, так вышло бы еще красивее, но на такое я даже и не надеялся.

— Тебе конец, мразь.

— Это мы еще посмо…

Но Димкин телефон в этот момент решает, что с него хватит, и разряжается.

— Этого достаточно, — кивает своим мыслям дядька. — Сергей Михайлович уже вылетает. Думаю, завтра будет здесь. Мы вам еще позвоним, Дмитрий Сергеевич.

Мы? То есть никто не собирается вызывать полицию?

То, что мужик не следователь, хотя у него явно полицейское прошлое, я понимаю отлично.

— Матери не говорите пока, — хмурится Горелов. Безопасник еще раз кивает и оставляет нас.

Рэм, который до его ухода сидел тише воды, ниже травы, подает голос.

— Ты как? Я что-то могу сделать?

Дима мотает головой.

— Нет, брат. Мне сейчас ничего не надо.

Они обнимаются. Крепкие мужицкие объятия, которые вызывают у меня слезы. Не знаю, почему.

— Не реви, принцесса. Тебе еще штопать своего