Таежник разрезал пополам старый мешок, накинул его на голову и ушел на берег. Пашка укрылся под полиэтиленовой накидкой и поплелся за ним. Запустив кораблики, они разошлись и сразу потеряли друг друга из виду.

Пашка сходил вниз, затем поднялся до шиверы и двинулся дальше вверх по реке. У следующей шиверы он наткнулся на дядю Лешу.

– Это ты, Пашка?! – раздался из темноты голос таежника, догадавшегося по шагам, что идет городской житель.

– Да, я!

– Ну как?

– Пусто! А у тебя?

– Четыре линка – разом! Пойдем вниз – там должно быть лучше… Иди вперед! Да держись подальше, не то зацепимся!..

Сплавляя кораблики, они двинулись вниз. За шиверой Пашка еще днем приметил прижимчик на той стороне реки, а под ним яму. И сейчас, сплавляя леску, он направил кораблик туда. Чутьем угадывая, что кораблик заходит под прижим, он спустился ниже, протянул под прижимом снасть, но напрасно. Он протянул еще раз – и тоже впустую. Разочарованный он пошел вверх, на ходу выбирая леску. В ту же минуту в темноте послышался характерный шлепок по воде, и леску сильно дернуло. Пашка обрадованно засуетился и потянул кораблик к берегу. Но тут снова послышался шлепок, за ним другой, трений и леска заходила ходуном. Снасть словно взбесилась. Безотчетно, не даваясь какой-то силе, Пашка уперся ногами в землю. Один за другим послышались сильные рывки, и вдруг все затихло: снасть пошла легко и свободно…

– За…! – зло взвизгнул он, поняв, что остался без снасти, и остервенело выругался.

Смотав остатки лески, он вернулся к шалашу. Вскоре пришел дядя Леша, тоже без рыбы и без снасти.

– Допился!.. Это же надо! Из рук вырвал! – ругался таежник так же остервенело, как и Пашка. – Ну где ее теперь искать! – размахивая руками, шарашился он вокруг костра, пытаясь разжечь его. – Пашка, да вздуй ты его! – раздраженно крикнул он, заметив, что связчик безучастно сидит у шалаша.

– Отсырело все, – буркнул Пашка, не поднимаясь с места и равнодушно глядя на таежника. – Давай спать – утром сделаем…

Проснулись поздно. Дождь уже перестал, но серое холодное небо готово было вновь разразиться потоками воды.

Дядя Леша сразу же ушел вниз по реке искать кораблик со снастью, надеясь, что его где-нибудь прибило к берегу. Ходил он долго, но вернулся ни с чем.

– Нема дел, Пашка! Двигаем домой!..

Пашка вспомнил Юльку и заторопился. От неудачной рыбалки и по-осеннему гнетущего сырого утра исчезло очарование Тагулом.

– Дядя Леша, я пойду вперед. Ты как?

– Ступай. Ты ходкий, зачем со мной тащиться?

– Завтра встретимся…

Пашка быстро побросал в рюкзак вещи и ушел от шалаша. Дорога до стана промелькнула незаметно.

К полудню ветер разогнал тучи, погода переменилась, и даже стало припекать солнце.

В стане никого не было, кроме поварихи, которая, отдыхая, дремала у себя в палатке. От нечего делать Пашка, для разминки, нарубил дров, взял полотенце и побежал к запруде. У воды, в тени сосен, было прохладно. Он разделся и, собравшись с духом, плюхнулся в запруду.

– Ух ты, ух! – забормотал он, пружинисто выскочил из холодной воды таежного ручья.

Попрыгав на берегу, он согрелся, обсох, натянул на себя полевую робу и вернулся назад на кухню.

– Зина! – крикнул он повариху. – Ты не знаешь, куда ушла Юлька?

– На керн!

Заглянув к себе в палатку и натянув кеды, Пашка побежал в поселок – на кернохранилище.

* * *

Пошли жаркие, душные дни. Раскаленное солнце нещадно палило тайгу. От зноя не было нигде спасения: ни в палатках, ни в тени деревьев, ни на берегу студеного Елаша. В чаще леса было до одури душно, мириадами расплодились паразиты и насекомые, обильно пошла паутина, густо покрывая кусты и деревья.

В стане геологов весь день было пусто. К вечеру первыми с керна пришли Юлька и Пашка. Забравшись в палатку, Юлька с блаженным стоном без сил упала на топчан.

– Павлик, иди к себе, я отдохну! – крикнула она Пашке.

Пашка заглянул в свою палатку, взял полотенце и пошел к запруде. Искупавшись, он вернулся назад и присел за одноногий топчанный столик, собираясь написать домой письмо.

– Павлик! – вдруг послышался громкий крик Юльки, и рядом с палаткой зашелестела трава под ее шагами. – В поселке стреляют!..

Пашка выскочил из палатки и прислушался. Со стороны поселка действительно доносились нечастые, но громкие и сухие выстрелы. Там как будто стреляли из винтовки или охотничьего ружья малого калибра. Не понимая, что там могло случиться, он повернулся и посмотрел на испуганное лицо Юльки.

– Не волнуйся, это, наверное, бичи… Перепились и стреляют…

Юлька ничего не ответила, подошла и прижалась к нему. Совсем близко Пашка увидел ее испуганные круглые глаза.

– Пойдем ко мне, – обнял он ее.

В палатке Юлька успокоилась, села рядом с ним, молча поджав по-детски припухлые губы. Ее молчание было настолько необычным, что Пашка невольно пристально взглянул на нее. Юлька, встретив его взгляд, казалось, что-то ждала. Пашка притянул ее к себе и поцеловал. Она вдруг легко и податливо опрокинулась на топчан. Целуя ее, Пашка почувствовал, как распахнулась у нее рубашка и открылась высокая красивая грудь. С каким-то странным остервенением Юлька прижала к ней голову Пашки, и по телу ее волной ударила дрожь, мгновенно передавшись и ему. Сознание у Пашки куда-то поплыло, быстро затухая. Из этого состояния его вернул к действительности шепот Юльки.

– Павлик, Павлик, – шептала она, как будто-то что-то давно забытое, непонятное, но так ей нужное. – Ты обиделся на меня… Тогда, в первый раз, сразу как приехал. Я засмеялась. Помнишь?

– Нет-нет, что ты! – прошептал он, как в тумане чувствуя рядом ее горячее упругое тело.

– Не говори, я же видела… А засмеялась, потому что хорошо мне стало. Как-то радостно, захотелось жить, счастья – маленький-маленький кусочек… Ты не смотри, что я всегда смеюсь. Люди говорят, я пустая, легкая и пустая. Не правда это! Смех у меня разный, иногда плакать хочется, а я смеюсь. Меня обидят, мне горько, другие плачут, а я смеюсь. Рот у меня такой, ему бы от обиды кривиться, а он смеется! А сердце-то плачет…

Успокаивая и целуя ее смеющиеся глаза, он почувствовал на ее губах соленую горечь слез и еще сильнее притянул ее к себе. Но она вдруг встрепенулась и насторожилась…

Со стороны поселка снова послышались частые сухие винтовочные выстрелы. Быстро нарастая, они перешли в сплошной треск, словно там открыл пальбу целый взвод солдат.

– Павлик, не надо! – оттолкнула его Юлька. – Не надо! Там что-то случилось!..

Они выскочили из палатки. Над лесом, со стороны поселка, к небу тянулся огромный черный столб дыма.

– Пожар! – громко вскрикнула Юлька. – Павлик, бежим!..