– Николай Федорович, когда будете беседовать с ним, за штриховую линию не переходите, – предупредил Арцыбашев. – А еще лучше, если вы будете общаться с ним, сидя в кресле.

– Хорошо, учту.

Игнатьев с интересом смотрел на человека, выследившего одного из самых опасных преступников, которого только знала современная российская история. И не только выследил, но и раскрутил, расколол, обеспечил саму возможность проведения многоходовой оперативной комбинации, о существовании и целях которой в их родном ведомстве знают лишь некоторые посвященные.

– Алексей Валентинович, вы с ним тесно общаетесь уже некоторое время. Подскажите, как вы к нему обращаетесь здесь, к этому… гм…

– Имени и фамилии у бывшего гражданина и бывшего человека в настоящее время нет, – жестко сказал Арцыбашев. – К нему обращаются либо обезличенно, либо говорят – «заключенный». – Помолчав несколько секунд, он добавил: – Ранее, в ходе первоначальных допросов, когда я устанавливал с ним отношения, когда выискивал подходы к нему, когда подбирал ключи, я позволил себе использовать прозвища – «Первый» или «Номер Один».

– Номер Один? – переспросил Игнатьев задумчиво. – Хм… Наверное, он таковым себя считал?

– Да. Но только до того дня, как попал в этот бункер, в камеру, приготовленную для него.

«А теперь вместо него ходит по улицам и занимается делами некто другой», – подумал Игнатьев, покачав головой в такт посетившей его мысли.

Под потолком щелкнул динамик.

– Ввести заключенного?

– Введите.

Игнатьев переместился в пластиковое кресло. Двое уже знакомых ему сотрудников, тот, что встречал их на входе, и покинувший свой пост оператор ввели в помещение коротко стриженного мужчину, одетого в спортивный костюм и тапочки на босу ногу. На шее у него тонкий кожаный ошейник, на руках и ногах браслеты. Его усадили на пол. Пока один из двух охранников держал, что называется, на коротком поводке это существо, второй, присев на корточки, закрепил в гнезда, имеющиеся в полу, сначала один ручной браслет, а затем и другой.

Действуя столь же сноровисто, он зафиксировал и ножные браслеты.

Заключенный, которому происходящее, очевидно, было не в диковинку, воспринимал все происходящее индифферентно, с неподдельным безразличием.

Сотрудник перепроверил крепления, после чего поднялся на ноги. Арцыбашев, убедившись, что все идет ладом, жестом отпустил обоих охранников.

– Можете начинать допрос, – сказал он приехавшему из Москвы старшему коллеге. – Я буду в помещении пульта, займу место оператора…

Игнатьев несколько секунд молча смотрел на человека, сидящего на полу всего в трех метрах от него. Тот тоже смотрел на него, на незнакомого ему человека. Или – сквозь него…

Если и существует Пустота, если существует где-то в космосе абсолютное Ничто, то его выражением или отображением мог служить взгляд этого существа.

По меньшей мере три из десяти самых громких, так называемых резонансных убийств последних лет осуществил этот субъект. На его счету расправа над двумя самыми авторитетными людьми в российском преступном сообществе. Оба были подстрелены у ресторана – но в разное время, – оба были ранены, а не убиты наповал. И тот, и другой получили пулю из СВД в живот. Оба они затем страдали еще некоторое время; и тот, и другой прожили в мучениях несколько дней, прежде чем умереть в больничной палате. И в обоих случаях официальное следствие, равно как и те, кто проводил собственное расследование, первоначально, разматывая клубок, тянули за те ниточки, которые были ложно оставлены, но которые не могли привести к реальному исполнителю и к заказчику (а заказ на обоих авторитетов был передан через Решалова).

Но эти два случая, как и убийство из мощной снайперской винтовки зарубежного производства мэра в Махачкале, были скорее исключением в практике того, кого Арцыбашев называл во время допросов Номер Один, нежели правилом. Большинство своих жертв, на которых поступал заказ от Решалова или от Диспетчера, он убил не из снайперской винтовки, а застрелил либо из пистолета с глушителем, либо из автоматического оружия, снабженного ПБС. И, в отличие от заказанной ему работы по авторитетным личностям, бил наповал, так что его жертвы не доживали до приезда милиции или «скорой».

В досье написано, что экономический эффект – а эти аспекты тоже оцениваются аналитиками ФСБ – от акций, осуществленных данным исполнителем с подачи его заказчиков, с учетом дальнейшего перераспределения активов и денежных потоков, исчисляется девятизначными цифрами в долларовом эквиваленте.

Игнатьев чуть подался вперед.

– Ваши фамилия, имя и отчество?! – спросил он.

Заключенный даже не шелохнулся.

– Отвечай на вопрос! – громыхнул динамик. – Назовись!..

– Антонов Сергей Николаевич, – механическим, лишенным всяких человеческих оттенков голосом сказал заключенный.

– Год рождения?

– Тысяча девятьсот восемьдесят шестой.

– Номер Один, – Игнатьев покосился на камеру, установленную на кронштейне над входной дверью. – Номер Один, – повторил он, – у следствия возникли вопросы по некоторым эпизодам вашей прежней трудовой деятельности.

Игнатьев задал вначале несколько вопросов, касавшихся тех дел, которые уже были достаточно исследованы группой Арцыбашева, и по ответам на которые можно было судить о готовности – или неготовности – этого существа отвечать на вопросы. Убедившись, что заключенный, пусть не слишком охотно, пусть без энтузиазма, но все же отвечает на поставленные вопросы, что его показания совпадают с теми данными, что стали известны Игнатьеву после знакомства с досье, Николай Федорович перешел непосредственно к делу.

– В своих показаниях вы несколько раз упоминали о некоем лице, которого Красильников в ходе одной из последних ваших конспиративных встреч назвал Диспетчером. Что можете сказать об этом лице?

– Ничего сверх того, что уже сказал.

– Красильников не сообщил вам никакой информации о Диспетчере?

– Только «гмейловский» бокс и номер контактного телефона… Но это носило разовый характер… – Помолчав немного, заключенный добавил: – После того как мы законтачили с Диспетчером, мы оба по взаимному согласию переменили контактные данные.

– Лично с этим человеком не встречались?

– Нет, никогда.

– Связь у вас с ним была дистанционная и анонимизированная?

– Ну… типа того. Я с ним в реале не встречался.

– Ну-ка, попытайтесь все же вспомнить… Может, вы что-то упустили из слов вашего бывшего работодателя?

– Не понял вопроса.

– Я спрашиваю про Диспетчера. Голос вы его слышали? Какие у него интонации? Могли бы узнать?

– Так скремблирование для того и придумали, чтобы голос говорящего нельзя было опознать… – глухо произнес «Номер Один». – Хотя… – Сидящий на полу человек вновь уставился куда-то в пустоту. – Хотя…