носители определенной культуры. Чем больше развивалась поселенческая демократия, тем острее становилось чувство национальной исключительности, тем жестче были и репрессии. Кавказ и Юго-Восточная Африка, примеры позднеколониальной эпохи, отличны от предшествующих. Хотя немецкие поселенцы проявили больший экстремизм, чем колониальное правительство, и в том и в другом случае инструментом массовых чисток на грани геноцида стала современная армия, овладевшая беспощадной, научно выверенной технологией убийства.

Вопреки теории «демократического мира», изложенной в первой главе, в большинстве случаев это были войны между демократиями. Общественные институты туземных народов были более демократическими, чем у поселенцев, и филантропически настроенные колонисты даже восхищались этим. «Индейцы — это настоящие республиканцы», — сказал Боудинот, президент Континентального конгресса Америки во время Войны за независимость. «У них каждый человек свободен следовать своим наклонностям», — восхищался Джефферсон (Sheehan, 1973: 111). Демократия индейцев была скорее прямой, чем представительной, она обеспечивала права мужчин (а иногда и женщин) в большей мере, чем в представительных демократиях. Каждый индеец мог выступить на совете племени. Если воины не соглашались с вождем, они могли отказаться воевать или прервать войну в любой момент. У них даже было право уйти из племени. На советах требовалось полное единодушие, а значит, вождь должен был обладать даром убеждения и уметь не принуждать, а уговаривать. То же можно отнести и к другим аборигенным группам, но в меньшей степени к гереро и черкесам. Это, конечно, никоим образом не относится к ацтекам и другим государствам Мезоамерики, но и их противники тоже не отличались демократичностью. Я не пытаюсь сейчас реанимировать голливудский образ благородного индейца. Индейцы вели частые и беспощадные междоусобные войны и жестокостью ничуть не уступали белым. Во время резни Феттермана 1865 г. {Fetterman Massacre) индейцы Великих равнин вспарывали животы, отрубали руки и ноги и, «глумясь над телами, отрезали интимные части». Даже если сбросить со счетов фантастические истории об индейской жестокости, возникшие в воспаленном воображении устрашенных поселенцев, некоторые индейские племена действительно практиковали пытки как изощренный ритуал, приводя этим в ужас европейцев (Brown, 1970: 137; Cocker, 1998: 201, 213–214; Sheehan, 1973: гл. 7).

Теория «демократического мира» не принимает в расчет индейские народы, поскольку у них не успели созреть; устойчивые, дифференцированные, представительные государства. И все же индейцы создавали государственные образования. Дальше всех ушли по этому пути чероки в 1820-е гг. Индейцы чокто, чикасо и крики в 1856–1867 гг. тоже начинали строить сословно-представительную модель, хотя и не продвинулись в этом далеко (Champagne, 1992). Попытки создания какой-то организации не могли их спасти, наоборот, это вызывало ярость местной администрации. Теория «демократического мира» не применима к колониям. Америка и Австралия были демократическими странами, что не помешало им уничтожить миллионы людей. Кровавые этнические чистки, доходившие в худших случаях до геноцида, стали вехами на пути развития либеральной демократии в Новое время. Вначале массовые убийства творили поселенцы в колониях, потом независимые «новые нации». Эти процессы шли в Северной Америке, Австралии, некоторых странах Южной Америки. И когда уничтожать стало некого, жалкие остатки истребленных племен были помещены в резервации. Не только государство, но и «мы, народ» (с помощью местных политиков и добровольческой милиции) стали вершителями этого зла. К метрополии обращались тогда, когда требовалась армия, а требовалась она для поддержки экспансии местной поселенческой демократии в процессе безостановочного захвата земель, грабежей, набегов, подавления восстаний и ответных акций возмездия. Вооруженные банды поселенцев делали все что хотели, поляризуя общественное мнение. Создавалась нравственная атмосфера, когда люди, лично непричастные к происходящему, были обязаны сделать свой выбор. Если убивали поселенца или угоняли его скот, сторонние наблюдатели с трудом могли сохранить хоть какую-то объективность, с них в момент слетала шелуха цивилизации — достаточно вспомнить, что говорили и что делали первые президенты США.

Кровавый экстремизм поселенческих демократий можно объяснить рядом причин. Две этнические группы сталкивались лоб в лоб в борьбе за монопольное право над экономическими ресурсами и территориями. При этом большинство поселенцев не нуждалось в местном наемном труде. Экономические отношения были главным двигателем колониальных чисток. Добиваясь имущественных прав, колонисты требовали политического суверенитета на той земле, которая исконно принадлежала местному населению (тезис 3). Это политико-экономическое противоречие усугублялось военно-идеологическим дисбалансом силы (тезис 4в). Поселенцы могли легко уничтожить противостоящих им без особых военных или моральных издержек. Начиная с 1860-х гг. военная мощь стала решающим фактором. На милитаристскую машину массового уничтожения опирались и генерал Шерман, и Милютин, и фон Тротта. Взаимную идиосинкразию вызывало и то, что разные народы впервые в истории вступали в контакт (за исключением Кавказа). И если не принимать в расчет Мексику, то цивилизационные противоречия между поселенцами и местными преобладали над этническими и классовыми различиями внутри каждой группы. Унизительные эпитеты «дикари» или «низшая раса» оправдывали любое насилие во имя процветания «цивилизации» или «высшей расы». В отличие от предыдущей эпохи для морального оправдания современных чисток прибегают к таким понятиям, как неонационализм или этатизм. В наши дни колониальные чистки продолжаются в Палестине, в этнических анклавах Латинской Америки и Азии, где продолжают притеснять коренное население. Не так давно некоторых политиков и военных Гватемалы пытались привлечь к суду за уничтожение деревень индейцев майя. Но согласно тезису 6, даже вполне мотивированная на насилие группа не совершает кровопролития в рамках заранее обдуманного плана. Аборигены гибли в силу случая или из-за черствости и равнодушия белых, которые, осознанно не желая того, несли им смерть. Кровавые чистки шли волна за волной, из поколения в поколение в самых разных географических точках. Реальных убийц в действительности было немного, и они не вынашивали злодейских планов, более того они считали, что к убийствам их вынуждают сами туземцы, проявляя непокорство и агрессию. Разрабатывались и более умеренные планы, большей частью обреченные на провал, и на смену умеренности пришла радикализация. В качестве непримиримых выступили почти все поселенцы. Это было фрагментированное общественное движение, требующее от гражданской власти и военного руководства решительных мер (тезис 8). Изгои, маргиналы, бродяги, туземная полиция часто делали самую грязную и кровавую работу, что встречало неизменное одобрение у белой общины. Объективная причина кровопролитий — это и непрекращающаяся территориальная экспансия поселенцев, как указано в тезисе 7. На линии фронтира всегда царили насилие и страх.

Тезис 5 тоже получил доказательную базу. Кровавые чистки были в ходу там, где поселенцы контролировали фронтир, при этом их общественные институты находились вне рамок государственных и не располагали монополией на военную силу. Центральная власть (и церковь) часто осуждали акты насилия и убийства, но их законы не работали на местах. Поселенческая демократия в зоне фронтира была размытой и анархичной. Любой