хозяевами отдаленных ферм (Bridgman, 1981: 74). Восстание застало белых врасплох — расисты не считали черных способными на сопротивление. Немцам-мужчинам пощады не было. Гереро не брали в плен и уродовали тела убитых. Разъяренные воины шли в бой, понимая, что это их последний шанс отстоять свободу. Победить или умереть, — так говорил Магареро. Вначале им сопутствовал успех — они вытеснили фермеров со своих племенных земель и захватили весь скот.

Зная, что такое колониальные войны, мы легко можем представить себе сокрушительную силу ответного удара поселенцев — ведь было убито больше ста белых, распространялись слухи, что африканцы вырезали женщин и детей. Вот как один миссионер описывал состояние колонистов:

Немцев обуяла неукротимая ярость, они жаждали возмездия. Как вампиры, они искали крови гереро, только и слышишь, как они говорят: «Очистим от них землю, повесим и расстреляем каждого, им не будет пощады». Я с ужасом думаю, что ждет нас в ближайшие месяцы. Немцы, без сомнения, отомстят им страшно (Drechsler, 1980: 145).

В дело немедленно вмешался Берлин, поскольку ситуация была крайне тяжелой. В правящих кругах произошел раскол во мнениях. Лейтвайн и Колониальный департамент были сторонниками показательной карательной акции и последующих переговоров. Но генералы настаивали на более жестком варианте. Халл (Hüll, 2004) пишет, что немецкая военная мысль разработала идею наступательной войны до абсолюта. Победа мыслилась как полное уничтожение противника (Vernichtung). Не совсем ясно, что вкладывалось в это понятие, тем более в контексте колониальной войны, где трудно отличить противника от нонкомбатантов того же народа. И как достичь победы в этих условиях? Ответ был прост. Немцы повторили истребительную тактику генерала Шермана, который нападал на индейские деревни, чтобы заставить воинов защищать свой дом и семьи. Сюда же добавилась и тактика колониальной войны, разработанная незадолго до того британцами и испанцами: изолировать мирное население в концентрационных лагерях и лишить инсургентов их поддержки. Шли споры о том, кто возглавит экспедиционный корпус для отправки в колонию. Умеренные имели доступ к рейхсканцлеру Бернгарду фон Бюлову, но радикалы имели непосредственный выход на кайзера через начальника Генерального штаба фон Шлиффена (Bridgman, 1981: 63). По рекомендации фон Шлиффена кайзер назначил командующим генерала фон Тротту. Африканский опыт у него был, он жестоко подавил восстание 1896 г. в Восточной Африке и утопил в крови Боксерское восстания в Китае 1900–1901 гг. Фон Тротта говорил:

Я хорошо знаю африканские племена. Между ними есть одно сходство — все они уважают силу. Это было и останется моим принципом — применение силы в неограниченных масштабах и даже террора. Я пролью реки крови и денег и приведу к покорности взбунтовавшиеся племена. Только таким способом можно посеять семена нового, из которых взойдут добрые всходы… Против нелюдей нельзя воевать по людским законам. Император сказал, что ждет от меня подавления мятежа любыми способами, чистыми или не очень чистыми (Drechsler, 1980: 154).

Народ гереро надо было устрашить кровью, сломить навсегда их боевой дух и отбить охоту у остальных племен поднимать руку против белых. Задача была страшной сама по себе, но реальность оказалась еще страшнее. Побуждаемые колонистами, отравленные расизмом, Тротта и его войска совершили акты геноцида. В октябре 1904 г. генерал объявил, что будет платить премию за каждую голову убитого гереро. В воззвании говорилось:

На территории немецкой колонии мы ликвидируем всех гереро, вооруженных или нет, состоятельных или неимущих. На немецкой территории не должно остаться их женщин и детей. Их необходимо вернуть племени или расстрелять. И пусть народ гереро знает: это последнее, что могу сказать им я, великий генерал великого императора Германии.

Войскам сообщалось: «Во исполнение моего приказа не брать в плен никого». И солдаты убивали женщин и детей. Вот что вспоминает один из свидетелей:

После сражения все женщины и дети, попавшие в руки немецких солдат, здоровые или раненые, были беспощадно убиты. Потом немцы пустились в преследование, и всех, кого они находили на дорогах, всех, кто прятался в окрестных лесах, ждала одна участь — смерть. Их расстреливали и добивали штыками.

Большинство гереро не были вооружены и не могли оказать сопротивления. Они пытались спасти свои жизни и увести с собой скот. Фон Тротта не признает, что отдавал приказ расстреливать женщин и детей, но спокойно подтверждает, что распорядился изгнать всех гереро в пустыню на верную смерть. Он считал, что среди них было много заболевших, и, скорее всего, так оно и было — люди были измучены и умирали от голода. «Я поразмыслил и решил, что пусть лучше все они сдохнут, чем заразят моих солдат… а кроме того, любой жест снисхождения с моей стороны они бы истолковали как слабость». К армии присоединились добровольческие отряды поселенцев, эти убивали с удвоенной жестокостью. Один миссионер вспоминал: «Они были злы, как все демоны ада. Многие из них лишились всего. И вот пришло время мести».

Превосходство в вооружении позволило немцам изгнать гереро (мужчин, женщин, детей) в пустыню и заблокировать их там. Отравленные колодцы принесли скорую смерть всем, кто еще был жив. Гереро умирали на глазах у немецкого оцепления. Когда племя нама, воодушевленное восстанием гереро, присоединилось к мятежу, немцы карали их столь же жестоко, хотя до прямого геноцида дело не дошло. В письме Шлиффену фон Тротта объяснял, почему он отверг совет Лейтвайна и «других знатоков Африки» вступить в переговоры с гереро. «Они считают, что аборигены могут быть полезны как рабочая сила, — писал Тротта, — я совершенно иного мнения. Я считаю, что гереро должны быть уничтожены как народ». Это утверждение он трижды (!) повторил в одном письме. Солдаты подчинялись приказам командующего безропотно, а многие и с энтузиазмом (Bley, 1971: 163–164, 179; Drechsler, 1980: 156–161; Hull, 2004).

Официальный военный отчет прозвенел победной фанфарой:

Безжалостно преследуя разгромленного врага, немецкое командование явило себя во всей решимости и отваге. В этой беспримерной кампании, не щадя своей крови и сил, немецкий солдат окончательно сломил вражеское сопротивление. Как раненый зверь, противник отползал в знакомую ему пустыню, цепляясь за каждый колодец, пока не сгинул совсем. Безводная Омахеке (пустыня) доделала то, что начала делать немецкая армия: народа гереро больше нет (Bley, 1971: 162).

Эти восторги геноцида разделяли не все. Канцлер фон Бюлов доложил кайзеру, что «кампания велась противу всех правил христианского милосердия». Он также добавил, что такая война контрпродуктивна, ибо до предела ожесточает африканские народы (Bley, 1971: 163). Фон Бюлов, Колониальный департамент, миссионеры и некоторые депутаты парламента настаивали на отставке Тротты. Ужаснулись даже