Осторожненько, как сапер на минном поле — миллиметр вправо — жалоба в прокуратуру, миллиметр влево — расстрел на месте. Людишки-то со связями.

На фоне шикарных вилл и роскошных садов убийство художника вообще выпало из круга интересов следствия. Тем более после намеков какой-то горничной на его далеко идущие планы. О Собесском я вспоминал, лишь проходя мимо его участка. Да, останавливался. Да, заходил. Понравилась мне у него в парке беседка. Скорее, павильон. Окна в пол, диваны по кругу. Папенькины шедевры на стенах.

Пробирает, скажу вам. Заставляет задуматься. Пантеон, не пантеон. Молельня, не молельня. Алтарь, не алтарь. Не так прост ларчик, как все вокруг стремились его показать. От этого плясать следовало. А я по апогею пошел. И задержался малость.

— Нам твоя малость крахом едва не обернулась. Вам обоим — крест на карьере могут поставить, мне — пенсию в зубы сунуть. Обиду не держи, понимаю, что навернулось сразу столько. Но что есть, то есть. Мог бы позвонить. Помощи попросить…

— Да кто думал-то? Устранили богатенькие буратины паршивый прыщ на своем гладком белом теле! Но ведь была причина к столь категорическому устранению, определенно была! По мелочи если, припугнули бы шантажиста. Пинком бы под зад ускорение в нужном направлении придали бы. И дело с концом. Никого не заинтересует, был ли тот проходимцем или правдолюбцем — классический этюд — то ли он украл, то ли у него украли, не мне вам говорить… Так нет же. Закололи жертвенного барана в собственном стойле.

Значит, стоила овчинка выделки. Значит, крупняк в Престижном имелся. А нас учили не только преступников искать, но и устранять причины, способствующие совершению преступления.

— Отличник, стало быть…

— Хорошист. Но с претензией на пятерку. Знание — сила. Только не в нашем случае.

В общем, закусил я удила. И попер. Приглядывался. Прислушивался. Сопоставлял. Вопросы задавал с подводными течениями. Лбами сталкивал. Самую чуточку не успел, чтобы свалить. Я же понял почти все как раз перед явлением привидения! Даже мысль сформироваться не успела. Только-только проклюнулась. А тут покойник. Живой и невредимый.

Оторопь взяла. И не хмыкайте тут! И вас бы взяла — вечереет, луна, тени на стенах шевелятся. В голову мысли дурацкие лезут. Плюс преамбула со страшилками. Да и среда соответствующая…

— А вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина…

— Понимаете, значит? И на том спасибо. Еще по кофейку?

Эрнест Петрович покачал головой:

— Уволь! Не состою в фан-клубе этого пойла. Так, за компанию присоседился. Третью не осилю. Обойдусь пирожными. Можно сочку стаканчик добавить.

Константин снова отвлек буфетчицу от виртуальных бдений.

— А теперь запаситесь терпением. Выложу все, как на духу. Одному такую ношу нести трудновато. А поделюсь, глядишь, полегчает. Забудется как ночной кошмар. Мне ведь эти особняки с монстрами через ночь снятся. Бесконечный лабиринт человеческих подлостей и коварства. Круто я попал…

В общем, местечко мне сразу понравилось. Еще бы! Умопомрачительные пейзажи, головокружительные архитектурные ансамбли, милые, сплошь приветливые люди. Мы с Яриком так и подумали: в рай попали. Но стоило чуть глубже копнуть…

Добрая щедрая фея оказалась сексуально озабоченной ведьмой. Скромная Золушка — липовой бизнесвумен. Старый добрый король — похотливым растлителем малолеток… Я бы продолжил список сказочных персонажей, но ни к чему нам волшебные превращения. В реальности все оказалось намного страшнее. Хоть и привычнее.

Недаром вы намекали на потустороннюю подоплеку истории.

— Чего там намекать? Мне ж ваш предшественник так и доложил: половина жителей поселка считает, что Собесского нечистая сила похитила.

— Ну, к чистой тамошние силы никак не отнести. А насчет похищения… Скорее, не жители к тому отношение имели, а обслуживающий персонал. Деревенские давно на Престижное крестятся. Интуиция, инстинкт, так сказать. Чувствовали, что дела там нехорошие творятся. Плюс монстры на собесских полянах свою роль сыграли. Вот и появились в здешних заводях и болотах кровожадные чудовища. Очень вовремя появились… Или Франц Собесский пропал вовремя. Это уж как кому нравится.

С него и начну. Не так прост оказался паренек, каким представлялся. Да и не представлялся даже — его представляли. Не ко двору пришелся парнишка из верхних слоев общества нуворишам. Те, что называется, из грязи и сразу в князи попали. Не скажу, что плохо это. Но и хорошего мало.

Там каждого с первого слова узнать можно, кто и откуда. Через одного отпрыски колхозников и рабочих. Хоть и стремятся себя за аристократию выдавать. Уроки берут — этикет, деловое общение, визаж, правила хорошего тона.

— Это разве не одно и то же?

— Кому как, а ежели денег слишком много, то не одно. Степенно прогуливаются вдоль заборов, кланяются, справляются о здоровье. Устраивают балы и рауты светские. Визиты наносят. Но пробивает традиционное воспитание. Оттого и злобствуют. Особенно злобу сгоняют на тех, что лучше, ярче, успешнее. Вот и нашла коса на камень — хотя трудно понять, кто в нашей истории косой оказался, а кто камнем.

Собесский тоже не из ангелов. Но мужик справедливый. С понятиями. И с трудностями финансовыми. Папенька долгов при жизни наделал — широко жить любил. А кто не любит, если средства позволяют? Маменька тоже на широкую ногу привыкла жить. Брюлики, горжетки соболиные, блины с икоркой, устрицы из Лозанны.

— Прямо-таки из Лозанны? — усомнился полковник.

— Типа того, к слову пришлось. Теперь представьте: у парня ни имени, ни связей — с папашиными приятелями принципиально не общался: не сошлись во взглядах на искусство. Юношеский максимализм конкретно аукнулся. Вот он и пробивался к художественному олимпу как мог. Всеми правдами и неправдами.

— Ты же сказал: с понятиями.

— Сказал. Но кушать всем хочется. Бог с ними, с устрицами. Но маслице хлебу не помешает. Попробуй сегодня в богему влезть — тамошние аксакалы съедят с потрохами — время шедевров и мастеров уходит безвозвратно. И не смотрите на меня так: я не свою точку зрения высказываю. Моя никого в тамошних слоях не интересует. Собесского-младшего, кстати сказать, тоже. При всех его талантах.

А вот масскульт вполне достижим. И привлекателен с позиции хлеба насущного. Вот и стал Франц Ипполитович монстров железных клепать. Я думал, последствия белой горячки. Ошибался слегка: этих уродов покупали хорошо. Оптом даже. И заказов у Франца хватало. В том числе и заграничных. Параллельно он картины писал. Для души. Портреты в основном. Проникновенные. Да вы и сами видели. В общем, деньги собирал на мечту.

У нас его философию живописную показывать было некому. А вот на Запад пробиться Францу удалось. Поначалу через интернет — выставлялся в виртуальных галереях. Потом передал несколько работ