— И когда же, по-твоему, при такой занятости ему удавалось за народом следить? Для шантажа одной философии маловато будет. Или нанимал кого, раз уж деньга с загнивающего запада поперла?

— А не было никакого шантажа. По крайней мере, с его стороны не было. Придумали сказочку местные обыватели. Надо же было иметь причину для всеобщей нелюбви к отличающемуся ото всех ближнему. Алкоголизм? Помилуйте, да кто у нас не пьет? Это, скорее, из области сочувствия. Наркотики? Сказка про белого бычка, поди, докажи. Неудачливость? Так и тут пожалеть не грех. А коль рыльце у каждого первого в пушку, что в голову первым делом придет? Вот именно, шантаж. Хотя и для его расцвета в поселке имелись веские основания. Но об этом чуть позже.

Хотелось бы с Собесским закончить. Ничего сверхъестественного — принял предложение, согласился. Погрузился. Отчалил.

— И никому ни слова?

— А кому тут скажешь? Да еще в срочном порядке? Франца в поселке держало лишь чувство к девушке. Агнешке Коханой. Но отвечать та не торопилась, на почве чего произошла у них накануне размолвка. На том и разошлись.

Стали бы вы супруге в пылу ссоры объяснять, что на завтра вас начальство на ковер вызывает? То-то и оно. И он не стал. Просто собрался. Просто уехал. Домработница наведывалась раз в три дня. Маменька у подруги в городе жила безвыездно. Остальным соседские передвижения были до фонаря. Думал, за пару дней обернется. А тут интересное предложение от знакомого нарколога нарисовалось.

Не случилось дыма без огня — в последнее время Франц действительно увлекся спиртным. И страшилища его не так просто рождались, как бы ему хотелось. Словом, обратился к специалистам с просьбой закодироваться. Наверное, о свадьбе думал. Возможно, даже о наследниках. Они с Агнешкой и повздорили как раз по этому поводу.

Так что, пока мы тут били копытами и лезли под пули, наш «покойник» успешно прошел курс лечения, продал известной картинной галерее дюжину своих работ и бодрячком, не подозревая о вызванном его отъездом резонансе, вернулся на малую родину. И напоролся на киллера.

— В общем, трансформировался ваш горе-художник из невинно убиенного в героя-спасителя, так, что ли? — хитро сощурился Эрнест Петрович, смакуя очередное пирожное под детективно-фарсовым соусом. — И стали они жить поживать и добра наживать.

— Если бы! Какое там добро, если объединенные силы обэповцев и гэбистов шерстят райское местечко вдоль и поперек. Тут бы в подполье отсидеться.

— Да уж, попал наш заказчик в крутую разборку. Причем, по собственной инициативе.

— Без комментариев, тем более что имя заказчика для меня до сих пор остается загадкой.

— Меньше знаешь, ровнее дышишь. Тот ли иной — нам лишь бы платили и не зарывались. Думаю, что это было коллегиальным решением. Ответом на неожиданный ход чрезмерно ретивого соседа. Ну, с главным инициатором они сами разберутся. Нам бы поаккуратнее с дела соскочить. Твой боец, конечно, послал их далеко и надолго. Но след они все равно возьмут.

— Если не подвернется крупная рыба. А она подвернется, Эрнест Петрович! Не сегодня-завтра, но точно подвернется! Там же косяк осетровый.

— С икоркой?

— Нам-то какая разница. Все одно не обломится. Давайте в зал перейдем, а то косятся на нас посетители. Уж не поймешь, кто на кого посмотреть пришел.

— Пойдем. Хотя экспонатом мне бывать пока не приходилось. А вдруг понравится? — полковник энергично заторопился к выходу. — Ну, в какую сторону махнем? Чего мы еще не обозрели?

— Пасторали. Собесский, ко всему прочему, еще и романтик. Немудрено — в его епархии, куда не кинь, — красотень неописуемая. Природа шепчет, люди прислушиваются. В общем, что естественно, то…

— …любопытно, — закончил Эрнест Петрович и приблизился к первому полотну.

— Не то слово, — не отставал от него Константин, решивший, во что бы то ни стало успеть выговориться и забыть. — Судите сами…

Помните докладную Ярослава? Ту, что представлена в виде таблицы.

Полковник кивнул, с интересом присматриваясь к сентиментальной композиции:

— Спецы гэбовские очень ею дорожат. Одним глазком только и разрешили взглянуть.

— Думаю, этого вполне достаточно. Я с нее свою собственную схему рисовал. Осваивал, так сказать, азы искусства. И вот что у меня получилось:

Начну с дам. Моя хозяйка. Несравненная Люси Лопатко. Томящаяся в одиночестве красавица, модница, тусовщица. Мечтательница. Соблазнительница.

— И прочая… и прочая… и прочая, — вмешался полковник, переходя к следующей картине. — Хотя твое одиночество с тусовками слабо совпадает.

— А у Люсьен все мимо логики! Женщина, сводящая с ума стада, отары и стаи кавалеров, на поверку живет с того самого шантажа. Представьте себе — она умудряется шантажировать живущего за океаном супруга его скромной, в сравнении с ее подвигами на любовном фронте, изменой. Тот, отягощенный виной перед практически брошенной на произвол судьбы половиной, щедро отбивается от шантажистов крупными, а по нашим меркам прямо-таки заоблачными суммами. И все потому, что его штатовская любовница замужняя дама. Плюс часть отечественного бизнеса у Казановы записана на соломенную вдову. Ребята из банка подсчитали приходы на счет мадам Лопатко — по двадцать тысяч у.е. каждый месяц. Можно жить, а начальник?

— Мне столько за полжизни не заработать! Вот так баба! Прям-таки курочка-ряба с золотыми яйцами! Жениться, часом, не собираешься на этой Люси?

— Боже упаси! — дурашливо перекрестился Робкий, в душе оставив все вопросительные знаки, касающиеся этого вопроса, на своих местах. — Такого напора ни один нормальный мужик не выдержит. Да и терять ей золотую жилу, что ветку под собой рубить. А вот насчет шантажа — руку на отсечение даю — отсюда наш ветер дует.

— Все беды от женщин, — полковник переместился вдоль стены, учтиво раскланялся с проходящей мимо супругой и сфокусировал внимание на очередном шедевре.

— Да уж, — согласился с ним подчиненный, отмечая поразительное сходство купающейся под луной девицы с вероломной Агнешкой. — Следующая на очереди — скромница-милашка мадемуазель Коханая. Владелица шикарной виллы, суперсовременного катера и более чем скромного фургона.

— На машину денег не хватило? Или оригиналка великая?

— Ни на что не хватило. Но и без оригинальности не обошлось. Девушка просто нанялась домработницей к отъезжающим в длительную заграничную командировку владельцам виллы. Подписала договор на десять лет. И жила припеваючи на чужой жилплощади. Выдавая себя за дочку или внучку каких-то миллионеров.

— Хорошо устроилась, — одобрительно кивнул Эрнест Петрович. — Ни тебе за квартиру платить, ни горшки из-под хозяев выносить. Может, и нам сменить работенку на такую вот непыльную? С гибким графиком, а, майор?

— Может, и придется. Девица ушлая — подвизалась у модельеров столичных. Клепала им коллекции. И себя