лбах вставали дыбом, они сгибали руки в локтях и прижимали их к телу. При этом они сразу сбивались в плотную группу и жались друг к другу. На звук они реагировали резким поворотом головы, чуть опустив её книзу и при этом по-птичьи быстро моргая. Их пальчики с маленькими жесткими ноготками были длинными и худенькими, с тонкой кожей. И в лицах их всех улавливалось что-то неистребимо птичье… Хотя при этом они были по-человечески красивы. Они выглядели хрупкими и легкими, да и на самом деле были таковыми, ибо, как уже знала Камилла Альбертовна, их кости, как у настоящих птиц, были пустыми изнутри, с тонкими стенками. Но при этом птицеженщины имели достаточно высокий рост, не меньше ста семидесяти сантиметров.

Они обладали даром человеческой речи, но их латынь изрядно отличалась от той, которую Камилла Альбертовна когда-то учила в гимназии. Поэтому ей было довольно трудно разобрать их разговор. Но тем не менее общение понемногу налаживалось.

Оказалось, что «птички» довольно сообразительны, но чрезвычайно подозрительны. Стоило одной из них чем-то встревожиться, как вся компания сбивалась в кучку и принималась беспокойно переговариваться высокими голосами.

Дочери Камиллы Альбертовны были совершенно очарованы этими девушками, любовно называя их меж собой «пташками». Барышни вовсю старались их расшевелить, чтобы те перестали испытывать тревогу. Анна попыталась приобщить их к рисованию, но оказалось, что те совершенно неспособны к изобразительному искусству. Душечка проявила изобретательность, изготовив несколько настольных игр, но и это не вызвало ожидаемого интереса, потому что «пташки» были обучены только счету на пальцах, не более чем до десяти.

Сестрам казалось, что умственное развитие птицедевушек находится примерно на уровне ребёнка восьми-девяти лет. Что ж, в этом не было ничего удивительного, ведь их готовили исключительно к тому, чтобы развлекать публику танцами.

А по танцам они скучали, и это было заметно.

И однажды Анне пришла в голову гениальная мысль.

— Маменька, нам нужен граммофон! Скажи папеньке, пусть закажет! «Пташки» хотят танцевать!

Камилла Альбертовна, недолго думая, пообещала поговорить с Дмитрием Леонидовичем.

И через пару дней отец семейства, придя вечером домой, загадочно улыбнулся и сказал:

— Я принёс то, что вы просили…

— Граммофон? — воскликнула Анна. — А где же он? Ты вроде налегке пришёл, папенька…

— Тем не менее я принёс его… — Дмитрий Леонидович похлопал по своему кожаному портфелю необычного фасона, который стал носить с собой с первых же дней в этом мире.

— Папенька, ты что, шутишь? — сказала Душечка, обескураженно хлопая глазами. — Как может граммофон поместиться в этом твоем портфеле?

— Тем не менее он поместился. — Генерал Хорват принял таинственный вид. — Не совсем граммофон, но почти то же самое, и даже лучше…

Все замолчали, чрезвычайно заинтригованные. Глава семейства осторожно извлек из портфеля картонную коробку примерно тридцать на двадцать сантиметров. Он поставил её на стол и достал из неё два одинаковых серебристых предмета, каждый толщиной с роман Толстого, при этом чувствовалось, что эти предметы далеко не такие тяжелые, как книги такого же размера, а наоборот, совсем легкие. С одной стороны они были слегка ребристые.

— Что это? — спросила Маша почему-то шёпотом.

— Я бы назвал это переносным музыкальным устройством, — ответил Дмитрий Леонидович. — Вот эти штуки называются колонками.

— А как оно работает, папенька? — спросил любознательный Миша и протянул руку к колонкам, но потрогать не успел, так как на него дружно цыкнули мать и сестры.

— Да ничего страшного, Миша, можешь потрогать, — сказал отец семейства. — Можешь даже в руках подержать.

Миша, раздуваясь от важности, взял в руки одну из колонок. Тут же к столу подскочил Леня и взял другую. Мальчишки гладили и рассматривали серебристую поверхность, вертя колонки перед собой, в то время как мать с сестрами обеспокоенно следили за их действиями, опасаясь, как бы сорванцы не уронили эту необычную и, должно быть, очень дорогую вещь.

— Ну а теперь я покажу, как оно работает, — сказал Дмитрий Леонидович; у него у самого в глазах горел исследовательский интерес. — Ставьте на стол. Да не кладите, а на попа ставьте! Нет, не рядом, а на расстоянии! Ещё дальше!

Когда колонки были поставлены так, как надо, генерал Хорват наклонился к одной из них и прикоснулся пальцем к какой-то потаенной кнопке. И тут же на всех четырех углах каждой колонки загорелись маленькие красные огоньки.

— Ух ты! — воскликнул Миша. — И что дальше? Где музыка?

— Одну минуточку… — Генерал Хорват вновь полез в свой портфель и вытащил оттуда такую же серебристую штучку, формой и размерами напоминающую футляр для очков. На её поверхности рядами располагалось множество выпуклостей, на которых чёрным были изображены цифры, буквы латинского алфавита, а также разные непонятные значки.

— Так-так… — пробормотал глава семейства. — Эх, надо было все записать… Сейчас-сейчас… только вспомню, как включать… Кстати, эта штучка пульт называется. При её помощи можно включать и выключать музыку, выбирать мелодию, делать тише и громче… Ах, вот же эта кнопка!

Он нажал на кнопку, и прямо в воздухе перед его лицом появился призрачный список примерно из двух десятков строчек. Семейство дружно ахнуло. Дмитрий Леонидович ещё несколько раз нажал на кнопки пульта и… зазвучала музыка. Незнакомая, но прекрасная. В которой легко узнавалось аргентинское танго. Но какое поразительное было качество звука!

Семейство генерала Хорвата буквально застыло, разинув рты. Они были потрясены. Звук был живым, объемным, как в концертном зале.

Молча сидели они и слушали музыкальную композицию. Потом началась следующая, и это была мелодия вальса. Глава семейства вновь нажал на какую-то кнопку, и музыка прекратилась.

Несколько мгновений все молчали. Затем Камилла Альбертовна прошептала:

— Это восхитительно… Это… это просто невероятно…

— А ты, маменька, все «граммофон, граммофон»! — сказал Миша. — Ерунда этот граммофон!

Камилла Альбертовна согласно кивнула и улыбнулась.

— Где ты раздобыл это чудо? — спросила она у супруга.

— Да не я раздобыл, — ответил он, весьма довольный произведенным эффектом. — Это мадам Ника вместе с помощником расстарались. Когда я сказал про граммофон, люди Серегина лишь посмеялись, и вот сегодня доставили мне вот это… — Он кивнул на колонки. — Это произведено в мастерских «Неумолимого». Как оказалось, уже некоторое время один из людей господина Серегина из числа его первоначальных подчинённых занимается тем, что приобретает в мире семьдесят шестого года пластинки с музыкальными записями высокого качества, не чета тем, что в нашем времени были, и затем на специальном студийном оборудовании переписывает с них произведения на кристаллы памяти цивилизации пятого уровня. Говорят, что для такого пригодна только та пластинка, которую даже на электрограммофоне проиграли не больше нескольких раз, потому что потом начинают нарастать помехи. Зато с кристаллов памяти