— Все получилось, — усмехнулся дед и, снисходительно покрутив в руках жезл Сиама, с силой швырнул его в кадавра. — Дай мне свой жезл.

Я проводил глазом артефакт, исчезающий в распахнувшейся утробе кадавра, и протянул свой.

— Держи…

Одна часть меня чувствовала какой-то подвох, другая считала, что хуже уже не будет.

Ведь куда уж хуже? Денебери уже занял тело Сиама…

Маг тем временем, взял у меня жезл, обхватил его обеими руками и… втянул в себя хранящуюся в нем силу.

Вот только… я до последнего был уверен, что он пуст!

— Старый трюк, — усмехнулся маг, заметив мелькнувшее на моем лице удивление. — Всегда нужно оставлять запас на черный день. Плетение называется «Двойное дно» и принцип действия чем-то похож на подземный ход, выложенный обсидианом. Главное, оставить точку пробития.

— Это все, конечно, очень интересно, — умом-то я понимал, что Денебери делится важными знаниями, но обстановка не располагала к обмену секретами. — Но может все-таки объяснишь, что здесь происходит?

— Да ты сам уже все понял, — отмахнулся Денебери, засучивая рукава. — А сейчас дай мне две-три минуты спокойствия.

И маг, не проверяя, послушал я его или нет, принялся за работу. И я, несмотря на царящий в голове сумбур, впервые увидел, как работает некромант высочайшего класса.

Денебери, в отличие от Сиама, не нужна была неделя беспрерывной работы и сотни ритуальных фигур. Да и энергии, насколько я мог видеть, дед использовал самый минимум.

Он, словно пианист, перебирал по воздуху пальцами, активиуруя легковесные плетения, и тела псов выкладывались в ровные геометрические фигуры. Правда, при этом стоял такой треск и хруст костей, что у меня по спине раз за разом пробегали стаи мурашек.

Хоть я и не мог сам использовать магию Смерти, но понимать, что делает некромант, понимал. И чем дольше я смотрел на его работу, тем больше убеждался в мысли, что Денебери маг высочайшего класса.

Мои целительские конструкты, которыми я гордился, и которые считал прорывом в магической науке, по сравнению с плетениями Денебери были сущим пшиком.

Маг умудрялся одновременно плести дюжину различных плетений, органично вплетая одно в другое и используя общие элементы.

Причем, было видно, что это не домашняя заготовочка, а творческий полет фантазии. Денебери не просто формировал заученные плетения, он прямо на ходу создавал новые, выстраивая перед собой цельное полотно.

И я только сейчас понял, почему маг называл магию Смерти Искусством.

А где-то глубоко внутри шевельнулась подлая мыслишка — как же хорошо, что Сиам не видит этой виртуозной работы! Тогда бы он, чего доброго, вышиб себе мозги.

В общем, я в очередной раз убедился, что Денебери ну просто на голову превосходит всех тех магов, которых я успел встретить. И тем более непонятно было зачем он ввязался в эту игру с ритуальным кругом и подселением своего духа ко мне в сознание.

Но, честно говоря, меня беспокоило даже не это — я примерно понимал, зачем Денебери затеял свою игру. Меня волновало то, что случилось с Сиамом. И чем дольше я думал, тем больше склонялся к мысли, что и здесь не обошлось без влияния деда.

Мог ли Денебери целенаправленно вести Сиама к срыву? Сто процентов.

Его ли это рук дело? Думаю… да.

И сейчас я буквально разрывался от переполняющих меня чувств. С одной стороны, как мне кажется, Денебери намерено использовал или даже убил Сиама. С другой — сейчас я ощутил наше родство, как никогда ясно.

Дед творил, уйдя в Искусство с головой, и был свято уверен, что я его подстрахую. И действительно, несколько раз к нам подкрадывались смельчаки из легионеров.

В Денебери летели пилумы, но я был настороже, и все копья сгорали на подлете.

Да, Денебери — чудовище, но он моя кровная родня.

Можно было, конечно, списать это на безрассудство или безграничную веру в себя, но скорей всего дело было в доверии. И это, несмотря на общий творящийся вокруг ужас, вселяло в душу тепло.

Человеку, который потерял всю свою семью, очень тяжело объяснить окружающим каково это, а уж описать словами момент, когда ты понимаешь, что снова не один, и вовсе невозможно.

И мне, вроде как, было безумно жаль Сиама, но в то же самое время я был чертовски рад, что рядом со мной стоит мой дед. И та пустота в сердце, которую я забивал медом и работой на скорой, понемногу затягивалась.

Наверное, этим и сильны дворяне.

Не даром, не деньгами, а кровью. Ведь когда знаешь, что за твоей спиной стоит род, внутри рождается понимание: В этом мире возможно все. Стоит только захотеть.

Но, несмотря на разлившееся в груди тепло, я намеревался серьезно поговорить с дедом.

Всё-таки, Сиам был свой. И решать за его счет личные проблемы — бесчестно.

— Все!

Денебери тем временем закончил раскладывать тела псов в одном только ему ведомом порядке и взмахнул жезлом.

Сила, которая до этого лилась из него едва заметной нитью, щедро выплеснулась из навершия и ударила в труп самого здорового пса.

— Корявенький, конечно, — проворчал Денебери, вместе со мной наблюдая, как корёжит тела песьеголовых, как исходит прахом кожа и мясо, а кости сращиваются в длинные… спицы? — Ну да пойдет.

— Это что, ещё один кадавр? — я во все глаза смотрел, как сила, вытягиваемая из мёртвой плоти песьеголовых тонкими ручейками стекает в кожаный бурдюк, в который превратился пес-здоровяк.

— Жалкая подделка на него, — усмехнулся Денебери, но в его голосе мелькнули нотки гордости. — Ты же понял, что задумал Зарыш?

— Всеми правдами и неправдами бросает псов на убой, — отозвался я, завороженно наблюдая, как над городом поднимается второй кадавр.

Одно дело — следить за работой, другое — видеть результат. И сейчас я как никогда понимал Сиама, который убивался насчет своей бездарности.

Кадавр номер один, которого я держал за шедевр некромантии и химерологии, по сравнению с кадавром Денебери, оказался шагающим мешком с костями.

Серьезно.

Поднятая Денебери косиножка была на три метра выше кадавра Сиама, а её ножки были полностью покрыты сталью. Впрочем, как и утроба.

Да и вообще, если сравнивать кадавров, то первый походил на деревянную телегу с кривыми колесами, а второй на хищный спорткар.

А учитывая, что Денебери хватило трех минут…

В общем, авторитет Денебери в мгновенье ока взмыл