class="p1">– Нет, я никак не могу туда пойти, – негромко поделился он результатом своих размышлений.

– Если я что-нибудь не придумаю, то не сможешь, – подтвердила Лала. – Тогда мне одной из уважения придётся ненадолго заглянуть, и сразу назад. Но мне бы хотелось вдвоём и наподольше. Это такое приключение, Рун! Удивительное! Побывать на глубоком дне у русалочек в гостях. У фей нет подобных чар – позволяющих быть под водичкой как на суше. И у королев русалочек редко бывают. У каждой королевы свои чары, у этой такие. У Мияны таких нет.

– Ну да, приключение так приключение, – признал Рун.

– И даже штраф не с кого взять, если только с королевы не попросишь, – весело заметила Лала. – Я буду думать, мой львёнок. Но это непросто. Как-то прикрыть десятки русалочек. Или сотни. Я не знаю, сколько их тут. И согласятся ли они. Они добрые, и любопытные, им хочется, чтобы мы пришли, наверное согласятся. Но как их всех прикрыть, я пока ума не приложу.

– Мне нравится, как ты воодушевилась, солнышко моё, – улыбнулся Рун. – Надеюсь, придумаешь, и тогда у нас случится ещё что-то особенное здесь, на этом свидании.

– Именно так, – просияла Лала, и вдруг стала серьёзной и взволнованной. – А сейчас, любимый, пришло время для другого особенного.

– Для… жертвы? – проронил Рун с осторожной надеждой.

Лала покрылась краской.

– Нет, заинька, – мягко сказала она. – Для другого другого. Дай мне свою рубашку.

Рун воззрился было на неё с недоумением, но тут сообразил.

– Решилась? – по-доброму спросил он.

Она кивнула.

– Мне куртку надевать?

Она отрицательно покачала головой всё с тем же взволнованным видом.

Рун встал.

– Только ты не пугайся, Лала, – молвил он смущённо. – У меня там шрамы, на спине. Когда-то высекли здорово.

Он стянул с себя рубаху. Лала уставилась на него с любопытством. Разглядывала.

– Ну что, захотелось замуж? – усмехнулся он.

– Может быть, – улыбнулась она сдержанно. – Насколько вы всё же другие. Поразительно. А спину покажи. Что там за шрамы, ты говорил?

Рун повернулся, и Лала ахнула. Вся его спина был испещрена заросшими следами от плети.

– Ой-ёй-ёй, да кто же это тебя так? – голосок Лалы наполнился растерянностью и жалостью.

– Палач, как и положено, – спокойно поведал Рун. – Не дедушка же. Это давно было, уже и не болит, и не чешется, и на погоду не реагирует. Наоборот, как бы чувствительность меньше стала. Если по спине ударить меня, боль слабо чувствую теперь.

– И за что же тебя так жестоко?

– За дело, Лала. Всё справедливо. Когда мне было десять, в гостях у дяди находился, в замке. Стал баловаться с огнём. И чуть пожар не устроил. Еле успели потушить. Ещё легко отделался, в принципе.

– Такого маленького так избили?

– Да какой же это маленький? – возразил Рун. – Уже большой лоб, должен понимать был. А если бы не потушили? Много горя бы мог принести. Многим. Навсегда запомнил этот урок. За дело наказали. Не переживай, солнышко.

Лала подошла, прикоснулась к шрамам ладошкой.

– Бедненький мой.

– Лала, мне конечно приятно, что ты меня жалеешь, – рассмеялся Рун. – Но я даже и не помню уже толком, что было тогда, как секли. Просто странно выглядит. Кто увидит, подумает невесть что. Или что каторжник какой. Или как ты, что бедняжечка несчастный. А я счастливый очень. Потому что ты со мной. Но ты жалей меня, всё верно. Вдруг замуж надумаешь, чтоб меня утешить. Или хотя бы обнимать станешь понежнее. Всё какая-то выгода. Надевай скорее рубашку, страх как хочется узнать, какова ты в ней.

– Не оборачивайся, Рун, пока не скажу, – аккуратно напомнила Лала. – И если я пойму, что не могу в ней быть, я обратно переоденусь, не обижайся.

– Конечно.

Рун сел к ней спиной. Слушал, как шуршит её платье, как стрекочет кузнечик. Чувствовал тёплые лучи на коже. И настроение было светлее светлого. А в душе радостное ожидание чего-то. Так прошло минут пять.

– Можешь глядеть, Рун, – раздался позади робкий голосок.

Рун обернулся. Рубахи в здешних краях носят длинные, без пуговиц, расстёгивание в них не предусмотрено, их надевают через голову. На девице выходит словно платье. Для обычных девиц не подошло бы, потому что коротко, неприлично будет, но для феи почти в самый раз. Тем более, Рун был выше ростом, на Лале ещё длиннее казалось. Неожиданным откровением для него стало то, что на ней обычная мужская рубаха смотрелась очень красиво. Почему-то восхищала.

– Тебе страх как идёт! – чистосердечно сообщил он.

– Крылышек не видно, – с сомнением произнесла Лала смущённо.

– Всё равно. Как всегда, ты прекрасна! – пылко заверил Рун.

Лала улыбнулась ему, не без капельки иронии. Подобрала рукава, чтобы не спадали ниже кистей.

– Помоги мне волосы вытащить, милый.

Он осторожно вытянул сзади из-за ворота её золотистые пряди, расправил.

– Вроде всё.

Она обернулась, уставившись на него своими огромными глазищами загадочно и взволнованно. А он глядел на неё, тоже волнуясь.

– Ну вот, теперь разувайся, бери меня на ручки и неси в водичку, – ласково молвила она.

Как и в прошлый раз, она была очень лёгкой. Невесома, словно пёрышко. Как и в прошлый раз, сначала смотрела ему в глаза серьёзно и доверчиво, а потом разулыбалась счастливо. Рун остановился, зайдя в воду чуть менее чем по пояс.

– Готова? Отпускать? – спросил он мягким тоном.

Она кивнула.

– Только если вдруг случатся какие-то накладки, Лала, давай не обижаться друг на друга. Пожалуйста! – взмолился он вдруг жалостливо. – Я не переживу, если ты снова станешь не мила со мной.

– Хорошо, любимый, – ответила она, сияя.

– Ты меня с ума сводишь, – вздохнул он с улыбкой. – И непонятно, зачем.

– Потому что мне это нравится, глупенький, – весело поведала Лала.

Он осторожно поставил её на ножки, отступил. Какое-то время они стояли, глядя друг на друга. Затем Лала опустилась в воду, похлюпалась чуть-чуть с удовольствием, нырнула. Рун окунулся тоже. Они снова встали. Лала осмотрела себя:

– Не просвечивает?

– Нисколько не просвечивает, – отрицательно покачал он головой, любуясь ей.

– Кажется, я тебе нравлюсь мокренькая, – заметила Лала с невинным очарованием.

– Это чума как красиво! – горячо подтвердил Рун.

– Ну вот, теперь обнимай меня, – тихо позвала она.

Он шагнул, ощущая, как колотится сердце, отдаваясь внутри глухими ударами. Прижал её к себе. И вдруг она слово обмякла, повиснув на нём.

– Держи меня, Рун. Пожалуйста, – услышал он её ласковый растерянный шёпот. – А то я утону.

– Держу, держу, – с нежностью проговорил он.

Они ещё долго не выходили на берег. Сначала стояли, окружённые безбрежностью неба и водного простора, согревая друг друга. Потом много плескались, купались, брызгались, смеялись, и снова