— Так рано? Нет.

— Госпожа, в тебе же кровь Озерной девы, а мы по девять месяцев своих деточек не вынашиваем. Нам четырех достаточно.

— Это, что же я через пару месяцев уже рожу?! — испугалась Дея.

— Ты нет, — пояснила Велена, — ты же все-таки на половину человек и дитя твое тоже. Тебе придется месяцев шесть походить с малюткой. Скоро тебя к родной стихии потянет, только ты сильно не увлекайся, старайся не больше пяти часов в день под водой проводить, а то дитя полноценной русалкой вырастет.

Велена — русалка, что взяла на себя обязанности погибшей Божены, еще многое пыталась объяснить в тот день своей Госпоже, но Дея слушала все сквозь сморившую ее дрему, и полезные советы осели где-то в подсознании.

На следующий день Хранительница заметила, что весть о том, что она носит под сердцем преемницу, преобразила ее лес. Он как-то собрался, насторожился весь, и с тех пор ее охраняли с особой тщательностью, а леший, словно тень тихо следовал за своей Госпожой, ели рядом не было Влада.

Сама же Дея стала замечать, что появилась в ней особая, пристальная сосредоточенность на всех своих ощущениях. Она все чаще и чаще обращаясь вглубь себя — туда, где теперь жило еще одно существо, улавливая едва заметные трепыхания и изменения. В этом мире, полном чудес и волшебства ей теперь казалось, что самым волшебным остается процесс нарождения новой жизни, самым загадочным и непостижимым, меняющим и саму носительницу этой жизни и все вокруг нее.

На Дею, словно волнами накатывала теперь необъяснимая эйфория. Она сосредотачивалась на каких-то казавшихся ей прежде незначительных мелочах, видела удивительные красочные сны. В ней менялось абсолютно все. Она чувствовала, как из обычного человека она превращается в кого-то особенного, значимого. Все в ней теперь было усиленным и обоняние, и восприимчивость, и эмоциональность. Казалось, будто кто-то сдернул с десяток невидимых накидок, что укрывали ее от действительности, и теперь она была абсолютно голой, способной улавливать малейшие колебания Вселенной, сосредоточившейся в ее округляющемся теле, в конкретной точке ее тела. И там в этой точке был для нее теперь центр мироздания, там творилась настоящая, неподвластная пониманию магия. Эта магия преобразовывала ее, трансформировала: голос становился тише, будто она могла разбудить дремлющее в чреве дитя, движения плавными, словно убаюкивающими, а взгляд теперь почти всегда углублялся туда, где творилось волшебство.

Как и предсказывала Велена, Дею потянуло к ее первородной стихии. Но в присутствии Влада удовлетворять эту потребность становилось не просто. С момента их близости, он все больше времени проводил рядом с нею, почти забросив работу в мастерской. К тому же ночи теперь всецело принадлежали ему. Поэтому в день, когда Влад повез мать домой, оставив Дею наедине со своим лесом, она не упустила возможности хорошенько отоспаться в озере. Но долго дремать ей не пришлось, во втором часу ее разбудила встревоженная Улита — дева, что охраняла сегодня ее сон.

— Госпожа, — позвала она дрожащим голосом, — Госпожа, проснись, там мать Влада. Она разыскивает тебя, говорить это очень срочно.

Сон как приливом смыло.

— Что-то с Владом?!

— Не знаю, Госпожа, она ничего не объяснила, сказало только, что это очень важно.

Дея накинула плащ и поспешила к ночной гостье.

— Извини, что потревожила тебя, — затараторила Морита, когда Дея вынырнула прямо у ее ног.

— Да не тяните же, что с Владом?!

— С Владом ничего, — поспешила успокоить Ведунья, — а вот тебе не следует так волноваться, это может плохо сказаться на ребенке.

Деи показалось, что она проглотила морского ежа. Она хотела было, что-нибудь возразить, но слова застряли в горле.

— Ну, что ты, что ты, девочка моя. С тебя вся краска сошла, а ведь я даже еще не сказала, зачем пришла.

— Зачем? — сглотнув, выдавила Дея.

Морита вздохнула.

— Виновата я перед тобой, душа моя, очень виновата, — и она рассказала, как сболтнула лишнего, как Влад хотел ехать, а она его не пустила, все рассказала без утаек. — Не знала я, пойми, что у тебя и другой мужчина был. Да и уверенна была, что Влад заметил беременность, ведь в глаза же бросается. Об одном не подумала — он хоть и Вед, а все же мужчина, потому и не углядел. Счастьем своим занят был.

Дея села на берег, поджала ноги к груди, заплакала. Морита говорить ничего не стала, просто обняла девушку и принялась убаюкивать как младенца. Долго ли они так просидели, Дея не знала, только когда голову подняла, увидела, что и русалки не спят. Повыныривали, берег облепили и смотрят на нее печальными глазами.

— Что ж мне делать-то теперь? — обратилась Дея ко всем сразу.

— Ничего не делай, живи как жила, — отвечала ей Морита, поглаживая по мокрым волосам. — Думаю к утру все уже решиться, Влад не выдержит, придет к тебе. Ты главное не кипятитесь и, вообще, постарайся объяснений избежать. Лучше как-нибудь женской хитростью, лаской вопрос реши.

Русалки дружно закивали, самые юные захихикали, опуская глаза.

— Пойдем, Госпожа, — обратилась к Деи Велена, — ты поспишь несколько часов, пока мы смешиваем настойки, а затем мы подготовим тебя к встрече с Владом.

— Разве я сейчас усну?

— Ну конечно уснешь, Улита тебя убаюкает. Она однажды усыпила пятерых рыбаков, что расставили сети в озере. Так те проспали насколько часов, а когда проснулись, все сети их мы уже изрезали. Больше они к нам не совались с этим браконьерским орудием ловли, — Велена довольно захихикала.

— Верю, — проговорила Дея и послушно позволила Улите увести себя в опочивальню, что русалки соорудили специально для нее.

На мягкой живой губке спалось не хуже чем на перине, а большой лист водорослей, покрытый бархатистыми ворсинками, служил одеялом. Русалки спали, не укрываясь, Деи же было непривычно лежать неприкрытой, неловко как-то, и они придумали ей такое своеобразное одеяло.

Улита ни то запела, ни то застонала что-то нечленораздельное, когда Дея устроилась в своем гнездышке и через несколько минут девушка уже спала крепким сном без сновидений.

Проснулась она рано, а точнее ее разбудили. Ласковые нежные пальчики гладили ее по плечам, щекотали ступни.

— Просыпайся, Госпожа, — позвала Омелла.

Дея поднялась, потерла глаза.

— Уже утро?

— Да, и нам надо поторопиться, мы ведь не знаем когда он придет.

— Не знаем, — согласилась Дея, сонно потягиваясь и сползая с губки.

Омелла отвела ее к старейшинам и там за Дею взялись в серьез — сначала долго растирали все тело, потом давили на различные точки, а в довершении ко всему еще и кололи иголочками. Правда больно не было, скорее приятно, по телу разливалось тепло, Дея почувствовала прилив сил и нездоровый аппетит. Ее накормили, очень сытно, но не тем чем обычно. Сегодня к завтраку подали икру и что-то белое, круглое, на вкус не вполне съедобное.