— Займись колесами, — процедил Алексей. — Если все тип-топ будет, завтра свою пятнашку огребешь. Полотенце дай.

— Зачем? — не понял Виктор.

— В душ хочу, — пояснил неожиданный гость, — грязный весь.

Когда Кутков через полчаса вернулся, Алексей сидел на стуле, завернув нижнюю часть тела в махровую простыню, а бутылка на столе оказалась пустой.

— Так все-таки че случилось? — налетел на него хозяин.

— Сергея полиция взяла, — заплетающимся языком пояснил Алексей. — Сегодня я был за рулем и удрал. Как ехал, не помню.

— Почему тачка разбита? К ней перья, кровь и табличка «Армия красок» прицепились, — недоумевал Витя.

— Сбил я кого-то, он на велике катил, — икнул подельник.

— А перья, перья откуда? — недоумевал Кутков. — И как реклама на железо нанизалась?

Алексей потер лицо ладонями.

— Птица на улице стояла… здоровенная… Я сначала в нее впендюрился, потом в парня на велике, затем в витрину какого-то магазина. Хорошо, что тачка не подвела… Пока у тебя останусь. Я не боюсь, Сергей никого не сдаст, просто ноги… того… Короче, так!

— Кто такой Сергей? — с запозданием осведомился Витек.

Незваный гость взглянул на него осоловевшими от алкоголя глазами.

— Птицу я сшиб, блин, лебедя…

— А че, лебедь по Москве ходил? — заморгал Витек.

Алексей обхватил голову руками.

— Нет, он у дома стоял. Ливень начался, я в поворот вошел, «Ауди» крутануло. Гляжу — лебедь. Хренак его… Чтобы в стену не вмазаться, я руль вывернул… Хренак в велик! Откуда он взялся? Меня в витрину поволокло. Буквы там еще разноцветные, огромные, «Армия красок»… Хренак — стекло в куски. Я думал — все, сдохла тачка. Но она поехала. Фу, удрал… Как реклама на машине повисла, не знаю, наверное, была в витрине и зацепилась. Надо все выкинуть. А Сергей Прохора не сдаст, иначе мать его убьет. Фууу, пронесло…

— Прохор — это кто? — окончательно запутался шофер.

Собеседник скорчил мину.

— Ну ты и дурак. Что о нас знаешь?

Кутков притих. Действительно, какими сведениями о подельниках он владеет? Ни адреса, ни домашние телефоны ему неведомы, их паспортов он не видел. Хотя о боссе кое-что известно. Когда намечалось дело, Горелов сбрасывал на пейджер сообщения, Витя садился в «Ауди» всегда в разных местах. Но тачка находилась в собственности Евгения Николаевича, документы на нее были в полном порядке. И владелец вручил Витьку доверенность, настоящую, с печатью от нотариуса. Вот про Алексея у него ноль информации, ничего, кроме имени, не знает. Красавчик же, оказывается, в курсе, где Виктор живет.

Алексей заржал.

— Привет! Прохор — это я! А Евгения Николаевича на самом деле Сергеем зовут…

И тут парень рассказал о том, как банда грабила обменники. Кутков, перепуганный до дрожи, сообразил: мачо вообще не пьет, бережет свое здоровье и внешний вид, но сейчас решил снять стресс водкой, окосел и выбалтывает то, что никому знать не следует. А незваного гостя несло и несло, Виктору открылась правда.

Зовут красавчика Прохором, и ему не тридцать, а всего двадцать лет, просто темные волосы, смуглая кожа, небритость и плотная фигура визуально прибавляют возраст. Бабы млеют при виде Проши, и если он захочет, любая телка ляжет с ним в постель. У парня богатый отец, который разозлился на сына, ведущего себя, по мнению папаши, неправильно — плохо учился в школе, а теперь балбесничает в институте.

Родитель никогда не отсчитывал отпрыску достаточного количества денег, хоть у самого их море. Всякий раз, когда Прохор просил сумму на карманные расходы, Алексей Константинович сурово осведомлялся:

— Зачем тебе?

— Шоколадку купить, мороженое, — ныл сынишка.

— Глупости, — отрезал отец, — зубы испортишь.

— Всем ребятам предки деньги дают, — обижался Прохор.

— У нас в семье другие порядки, — объяснял Алексей Константинович. — Средства не выклянчивают, их зарабатывают. Выноси каждый день мусорное ведро без напоминания и будешь получать пять копеек.

Проше было тогда восемь лет, и самое дешевое мороженое в Москве стоило семь копеек, а за очень вкусную «Лакомку» в шоколадной глазури с вкраплениями орешков надо было отдать аж двадцать восемь. Пятачок за поход к помойке — это бессовестно мало. Но отец полагал иначе.

— Каждый труд имеет цену. Чем больше ты умеешь, тем выше заработок. Объедки к баку оттащить и дурак может, поэтому услуга дешевая. А вот если ты придумаешь робота, который будет вместо человека это делать, заработаешь много денег. Учись, сынок, хорошо, тогда к тебе придет материальное благополучие.

У Алексея Константиновича были благие намерения, он пытался стимулировать сына получать знания. Но, похоже, выбрал не тот путь. Прохор обиделся на родителя, завидовал одноклассникам, которые лакомились вкусным, и пытался выцыганить пару рублей у матери. А у Надежды Васильевны были другие аргументы, она говорила сыну:

— Милый, могу дать тебе даже червонец, но боюсь за твое здоровье. От сладкого испортятся зубы, заболит желудок, съешь много мороженого — подхватишь ангину, проваляешься в кровати, отстанешь от класса. Хочешь, на твоих глазах разорву рубль, чтобы ты понял: денег мне не жалко? У тебя слабое здоровье, вечный насморк, какое уж тут может быть мороженое…

Проша усек, что от предков хорошего ждать не приходится, и начал воровать деньги. Сначала у одноклассников, потом залез в сумочку к учительнице, и его поймали. Алексей Константинович выдрал сына, перевел в другое учебное заведение. Но парень правильных выводов не сделал, продолжал крысятничать. Вновь попался, опять был выпорот и… снова залез в чужой карман. Всякий раз, когда сынка ловили за руку, отец брал ремень и после порки отправлял его в другую школу. У Проши выработалось ощущение безнаказанности: ну, украл он портмоне у химички, и что? Отец наорет на него, накостыляет ему, и конец истории. Папа всегда гасил скандал, в милицию юного воришку ни разу не сдали.

Терпение Алексея Константиновича лопнуло, когда он с трудом пристроил отпрыска в вуз. На зимние каникулы Проша решил поехать с компанией на дачу, и, конечно, ему потребовались деньги на выпивку. Алексей Константинович, узнав о планах сына, возмутился:

— Какие гулянки? У тебя две пересдачи! Если получишь «неуды», вылетишь из института. Сиди дома.

Потом старший Ермаков крикнул жене:

— Я уезжаю в Питер по делам, запри парня дома, ему запрещено покидать квартиру.

Едва Алексей Константинович отправился в аэропорт, как Прохор стал умолять мать разрешить ему повеселиться.

Надежда Васильевна сопротивлялась недолго, отпустила сыночка. Дала ему деньги и предупредила:

— Отец вернется в среду около обеда, а ты должен в этот день в девять утра читать учебники в своей спальне. Смотри, не опоздай, иначе будет скандал.