Кроме того, на свет появился лист бумаги, сложенный вчетверо.

— А это мое послание лично тебе, — пояснил побежденный учитель, с удовольствием наблюдая, как отваливается в изумлении челюсть у победившего ученика.

— Когда вы поняли?

— Можно сказать, сразу, — с улыбкой ответил тот. — Я присяду, не возражаете? — Он устроился на бревнышке по соседству и продолжил: — Все было до примитивного просто.

— Как учили, — с обидой буркнул Влад. — И ведь сработало, поверили же.

— Он поверил, — Николай Павлович ткнул пальцем туда, где валялся лысый мужик с пробитым черепом. — Особенно после того, как ваш парень начал болтать.

— Один доктор наук помог, — сказал Влад, кивнул в мою сторону и пояснил: — Когда ему препарат ввели, он произнес кодовую фразу. После этого вступила в действие домашняя заготовка. Как мне сказали, подопытный даже сам тогда искренне верил в то, о чем говорил.

— Молодец!

— Я же говорю, доктор наук…

— Ты молодец.

— Ваша школа. — Бывший ученик, явно не самый бестолковый, зарделся от похвалы. — А кто это? — Он указал в сторону того самого лысого типа. — Что за фрукт был?

— Полномочный представитель заказчика, он же куратор проекта, выражаясь современным языком, — пояснил креативный менеджер того же самого проекта. — Здесь бы он и списал меня вместе с этим вот талантливым молодым человеком. — Николай Павлович повернулся ко мне и подмигнул. — Как только бы нашлась закладка. А тела его ребята зарыли бы вон в той симпатичной ямке или утопили бы в болоте. Здесь же где-то поблизости есть что-то в этом роде?

— Тоже догадались? — вступил в разговор Димыч.

— Комаров слишком уж много, — любезно пояснил барин с мокрой задницей. — И потом, в болоте трупы прятать куда надежнее, чем просто в земле.

— Теперь еще один вопрос, — ехидно проговорил Влад. — Как же вы с таким-то умом и опытом во все это вляпались?

— Не совсем по своей воле, — ответил умный и многоопытный человек и явно смутился. — Мне просто не оставили выбора.

— И денег, наверное, посулили?

— Неприлично большую сумму. — Николай Павлович грустно усмехнулся. — Кстати, на том листе бумаги — номер счета и реквизиты одного небольшого европейского банка. Буду очень признателен, если вы переведете туда некоторую сумму, когда все закончится. На ваше усмотрение.

— За что, интересно? — спросил человек по прозвищу Димыч, расслабленно стоящий в отдалении.

Он больше не целился в нашего приятного во всех отношениях собеседника из автомата, убрал его за спину. Хотя пистолет по-прежнему держал наготове.

— За Ваньку. — Говорить мне по-прежнему было трудновато и сидеть вдруг стало совсем неудобно, тело что-то перестало слушаться.

Зато думалось вполне нормально.

— Умница! — воскликнул человек в фуражке, перепачканной свежей украинской грязью.

Не скажу, чтобы его похвала показалась мне неприятной.

— Покойный, царство ему небесное, все услышанное обязательно перепроверил бы. Своими методами.

Это точно. Мой однокашник был далеко не дурак, хоть и работал под солдафона с одной извилиной.

— И все-таки… — Влад вскинул голову.

— Все, ребята. Вам пора, да и мне тоже.

— Еще одно, последнее сказанье. — Влад подошел к Николаю Павловичу и тихонько, буквально на ушко, произнес несколько слов.

Одно из них я расслышал: «Кто?..» А вот ответ не уловил. Мне вдруг резко поплохело.

Как добирался до машины и сам ли дошел до нее — не помню, хоть убей. Последнее, что осталось в памяти, — это как я валялся на заднем сиденье, а Влад орал как

Когда я пришел в себя, машина стояла у какой-то избы. Дедок, шибко похожий на Михалыча, по виду его папаша, суетился возле ворот. Я с трудом навел резкость, присмотрелся. Нет, никакой это не папаша, а сам Михалыч, только сильно постаревший и усохший. Я не успел даже толком удивиться, когда, как и почему он умудрился так здорово измениться, потому что опять вырубился. Вернее сказать, потух. потерпевший в трубку, что все прошло, в общем-то, нормально. Мол мы уже едем. А еще надо срочно раздобыть гемодез, глюкозу и обязательно какие-то там витамины.

Михалыч вернулся на четвертые сутки вечером. Усталый, изжелта-бледный, но довольный. Даже какой-то умиротворенный.

Я к тому времени уже пришел в себя, выспался на полгода вперед, от души проблевался и опять выспался. Печенка, правда, слегка побаливала и противно екала при резких движениях, но в остальном — полный порядок.

У меня даже аппетит прорезался. Так что ужинал я с немалым удовольствием, бодро перемалывал зубами все, до чего был в состоянии дотянуться. А до чего не мог, то передавали мне добрые люди.

— Цыгане любят пиво читинского разлива, — промурлыкал Влад, наполняя рюмки себе и Диме по прозвищу Погромщик.

Так его, как выяснилось, было принято именовать в определенных кругах. По мне — вполне даже напрасно. Добрейшей души человек, мухи не обидит.

Три рюмки встретились посреди стола. Две направились дальше по маршруту, а третья, моя, вернулась на место. После активного общения с химией на спиртное меня что-то не очень тянуло.

Тут кто-то постучал в ту дверь, которая вела к запасному выходу. Помню, как сам сегодня ее запирал.

— Кто там? — поинтересовался Влад, укладывая на стол газетку, а под нее — ствол.

— Свои, — донеслось снаружи, и дверь отворилась. — Бог в помощь, — проговорил Михалыч.

Он, сильно подволакивая ногу, прошел к столу, уселся на свободный стул и протянул руку к пустому стакану. Сметливый Погромщик до самых краев налил туда не водки, а квасу. Старик тут же его залпом и прикончил, расплескав только самую малость.

Он откинулся на спинку стула, улыбнулся и прохрипел:

— Уф, хорошо.

Михалыч медленно, как под водой, раскрыл портсигар достал сигарету, щелкнул зажигалкой и тут же взахлеб закашлялся.

— А тебе не вредно? — забеспокоился я.

— Нисколько, — спокойно ответил тот, вытер выступившие слезы, извлек из нагрудного кармана несколько фотографий, бросил их на стол и спросил: — Никого не узнаете?

Снимки пошли по рукам.

Дима со всем вниманием посмотрел на фотографии, сказал, что не знает этих персон, и передал картинки Владу.

— Точно нет, — сказал тот и передвинул снимки мне.

— Не припомню. — Я отложил верхнюю фотографию в сторону. — Ух ты!..

Это же мой бывший шеф собственной персоной. Лицо спокойное, только самую малость удивленное. А между глаз, там, где у индусов принято рисовать пятнышко, — небольшое входное отверстие. Такое вот кино и танцы.