Старуха медленно кивнула. Глаза у нее были зеленые. Цветавесенней яркой листвы. Сварог ощутил не страх, а легкое стеснение, непредставляя, что еще сказать и как держаться. Он торопливо поклонился, вышел ив два прыжка сбежал по ступенькам, услышав настигший его, словно бы ставшийбесплотным и удивительно напоминавший шум крон под ветерком молодой девичийголос:

— Не все, что в лесу, нравится лесу…

И окружающий хижину лес согласно закивал ветвями, словнонакатился и ушел прочь внезапный порыв ветра.

Кони уже были выведены из конюшни. С копыт сняли тряпки —чтоб не помешали, окажись Арталетта проворней, чем ожидается.

Он прыгнул в седло, крутнул плеткой в воздухе, давая сигналвыезжать со двора. Небо из неуловимо-серого становилось неуловимо-синим, мирсловно рождался заново, стоял тот волшебный миг рассвета, когда нет ни мрака,ни света, ни ночи, ни дня, но любоваться этой красотой было некогда. Еще иоттого, что непонятное обычным людям и неописуемое обычными словами неудобствов спине, ощущение тяжелого взгляда в затылок прямо-таки вопило: Арталетта уже вседле…

Подметив, что Шедарис с помощью довольно неуклюжих маневровостался в арьергарде, а рядом с ним держится Бони, Сварог бросил Маре поводсвоего заводного коня, подскакал к обоим заговорщикам и сказал:

— Значит, улучить момент, вернуться тихонько… А?

— Так ведь не нами придумано, что если прикончить такуювот вещунью… — мрачно сказал капрал. И не успел увернуться от низкосклонившейся ветки. А звук этой пощечины в рассветной тишине показалсянеожиданно громким.

Бони решительно кивнул:

— Меня старики учили, как делать…

— Соколик ты мой, а про Лесную Деву тебе твои старикиничего не говорили? — спросил Сварог. — Ну-ка, рысью марш, герои!

Очевидно, его бравые подчиненные только после этих словчто-то поняли. У обоих на лицах появилось глуповато-виноватое выражение.Шедарис оторопело потер щеку, покрасневшую после приветствия веткой, открыл ротчто-то сказать, но ничего не сказал и пришпорил коня.

Вскоре впереди открылась большая ложбина. По ее дну струилсябыстрый ручей, а подъем и спуск оказались довольно крутыми, коням поневолепришлось перейти на шаг. Сам Сварог именно здесь и устроил бы засаду. Сторонойне объедешь — чащоба. Он пропустил всех вперед, огляделся. Никто, конечно, неувидел того, что открылось ему — а он видел словно бы черные клочья дыма, всееще реявшие меж желтыми стволами сосен на фоне росной паутины, над изящнымилистьями папоротника. Здесь их поджидало Зло, ушедшее с рассветом.

Не следовало терять времени, однако он все же спрыгнул сконя, сделал несколько кругов, пригибаясь к самой земле, словно пес, ищущийслед. И в одном месте, где не росла трава, отыскал-таки на влажной песчанойпочве смазанный четырехпалый след, напоминавший птичий, только огромный. Исразу вспомнил Ямурлак, мертвого верхового ящера с нелепо задраннойчетырехпалой лапой — похожа… Открытие оказалось бесполезным — все равно никто,даже Гаудин и домовой Карах, не знали, что это за твари, откуда берутся, зачемприходят и куда уходят потом…

Стоя рядом с камнем, он напряг слух. Сквозь ставшийоглушительным птичий гомон где-то далеко, на пределе восприятия, пробивалсяглухой ритмичный перестук копыт — кони шли полным карьером. Выходит, далеко невсякому рассвет — помеха. Впрочем, и мы не лыком шиты. Губы Сварогапревратились в тонкую бескровную ниточку. В глазах не осталось ничего, кромехолодной ненависти, именно холодной, питаемой рассудком, а не чувствами.

Он вскочил в седло. Достал кожаный мешочек и покопался в немдвумя пальцами. Наследство бабки-гусятницы оказалось не столь уж и большим —колдуны передают свои знания всерьез только лежа при смерти, а если сложитсяиначе, тебе достанется пара подручных мелочей… Очень полезных, правда, вдороге. Там лежал маленький клубок желтых ниток, две красные ленты, одна синяя,большой моток бечевки и грубо вырезанный из черного камлота силуэт — так рисуютдети, то ли собака, то ли волк, ясно лишь, что это не корова и не крокодил. Ккамлоту был плотно приметан белыми нитками волчий зуб. На ощупь камлот был чутьтепловатым. Словно под каменной оболочкой теплилась искорка жизни.

Ленты не годились — Сварог не нашел бы в душе сил ни поджечьэтот лес, ни затопить его водой. Он взял за хвост волка, швырнул через правоеплечо левой рукой. Что бы там ни завладело Арталеттой и ее людьми, под нимисамые обычные кони, все прекрасно получится…

Он негромко произнес, как учила старуха:

— Дует ветер от Камня Блуйгне, от Крепости Королей,несет ветер жизнь неживому, острые зубья к зубу, пламя глаз и шерсть черногоцвета, цвета смерти и печали, чтоб сверкнули клыки, как семью семь печалей, ивонзились, как тридцать три тоски, чтобы сверкнули глаза, как семью семьневзгод…

И подхлестнул коня. Конь прижал уши, испуганно всхрапнул иотчаянными скачками взобрался на песчаный склон. Сварог оглянулся и успел ещеувидеть, как из папоротника беззвучно поднимается черная лоснящаяся спинагромадного волка. И подумал, что заклятье, должно быть, ужасно древнее,сочинено в забытые эпохи, когда цветом смерти и печалей не считался еще белый…

Ветер запел в ушах. Песок брызнул из под копыт. В глазахзарябило от несущихся навстречу, перечеркивающих небо ветвей. В зарослишарахнулся какой-то зверек, до этого с любопытством обнюхивающий следы толькочто прошедших лошадей. И было неясно, испугался ли он мчащегося всадника илизвериное чутье подсказало ему, что в лесу объявился некто, неизмеримо сильнеелюбой обычной твари.

Кавалькаду Сварог догнал быстро. Все внимательно слушалиДелию, а она рассказывала:

— …и когда королю предсказали, что он будет поражен набалу ударом в сердце, сам он лишь посмеялся, потому что был совершеннобесстрашным человеком. Но начальник тайной полиции обязан относиться серьезнорешительно ко всему, когда речь заходит о жизни монарха. Начался бал, гделикторов в маскарадных костюмах было едва ли не больше, чем гостей. Короляопекали искусно и неустанно, не отступая ни на шаг, отчего то и делопроисходили разные мелкие недоразумения. Бал близился к концу, а злоумышленниквсе не появлялся. И тут вошел курьер с письмом. Любимый и единственный сынкороля погиб на попавшем в шторм корабле. Король рухнул как подкошенный и в туже ночь скончался…

— Это сказка? — спросил Сварог, просто чтобычто-то сказать. Сам же мучительно прислушивался к окружающему, однакоподозрительных звуков не было. Даже кони ничего не чуяли. Даже Мара.

— Это правда, — ответила Делия. — По крайнеймере, именно так хронист описывает конец династии демурских Рогесов…

На некоторое время повисла гнетущая пауза. Только сухиеветки негромко хрустели под копытами и где-то в отдалении чирикала неведомаяпичужка — не грустно и не весело, как будто выполняла будничную работу.

Сварог чувствовал себя очень неспокойно, все чувствовалисебя очень неспокойно. И Сварог был бы благодарен тому, кто заговорит о чемугодно, лишь бы не об оставленных за спиной и ждущих впереди опасностях.