Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да случайно, представляете, такой парень хороший.
– Очень хороший, сразу видно… Зин, а Клавка-то как, жива?
– Нет, задохнулась.
– Ну и царство ей небесное, а Митька-то хуже зверя, мать свою погубил. Вот ведь сволота какая. Ой, глянь, Макс идет, а врач-то перед ним прямо стелется.
Она замолчала и поджала губки.
– Ну как вы тут, Евдокия Матвеевна.
– Я, гляжу, вы и имя мое выучили, а то все баушка, да баушка.
Врач засуетился еще больше и чувствовал себя очень неуютно. Кто ж мог подумать, что у этой простой бабки такие важные покровители. С утра из администрации звонили, потом сам Самохин интересовался, а теперь еще и этот денег отвалил. Тоже, видно, непростой.
– Евдокия Матвеевна, мы вас сейчас переведем в палату, там уже все приготовлено, там вас и осмотрю. Кардиограмму снимем, анализы надо сдать… Ну, в общем, вы пока собирайтесь… Анжела! – Позвал медсестру, та неохотно подошла. – Помоги Евдокии Матвеевне собраться и проводи ее в 12 палату.
– Чего? В двенадцатую? Так она ж у нас зарезервирована, и я уже меняюсь, сейчас Машка придет.
– Анжела, делайте, что говорят, проследите, чтобы Нюра там пыль протерла.
– Бездельница эта ваша Нюра! – Внезапно заявила тетя Дуся, врач от неожиданности шарахнулся в сторону, а она продолжала – Бездельница и пьяница, я сама вчерась видела. Энта вон все глазами хлопает, задницу боится поднять, а та тряпкой пару раз махнула, а туалет вообще не мыла, вы зайдите в туалет-то, там утопнуть можно.
– Да, да, да, сейчас все сделаем. Вы не волнуйтесь, у вас в палате свой туалет будет. Ну я попозже зайду. – Врач резвой походкой рванул к себе в ординаторскую, проклиная в душе эту бабку, свалившуюся ему на голову.
Евдокия Матвеевна только языком цокала, так ей палата понравилась.
– Это за что ж мне такой почет? Глянь, тут и холодильник свой имеется и телевизор. Вот теперь и поболеть можно. Макс, вы уж извините, не знаю вашего отчества…
– Львович, – машинально ответил Макс.
– Макс Львович, спасибо вам большое, ведь это вы хлопотали за меня?
– Да нет, почему я? За вас многие хлопотали.
– Да знаю я энтих многих… А вам спасибо большое… Никого у меня нет, кому я нужна, одинокая, вредная бабка. Одна Валька вот… Вы уж берегите ее, больно девка хорошая…
– Ладно, я как раз к ней сейчас поеду, передам от вас привет и еще… Евдокия Матвевна, если вам что-то понадобиться, вы мне позвоните, телефон вам Дима купит и завезет и будет вам помогать, пока меня не будет. Все, мне пора. Зина, вот телефон Самохина, я говорил с ним насчет похорон, он поможет.
– Я, как все улажу здесь, тоже в Москву приеду, я брату уже позвонила, у него поживу, а ты там Степу навести, ладно?
– Не беспокойся, все сделаю. До свидания.
* * *
Макс вернулся домой и сказал, что они сейчас все поедут в Москву. Мила уже кое-что собрала, Лев Григорьевич попросил Макса объяснить, что случилось. Они закрылись в кабинете, и там Макс рассказал ему все, что знал: про нацистов, про Трофимова, про погибшую мать Вали и про пострадавшего Степана. Лев Григорьевич не перебивал, но в конце рассказа спросил.
– Макс, а ты уверен в этой девушке? Вдруг в душе она такая же, как брат?
– Папа, я в ней не сомневаюсь ни на минуту. Она замечательная девушка, ты сам в этом убедишься, и к тому же она беременна.
– Да ты что?! Вот это новость! То-то, я смотрю, Мила все утро бросает на меня многозначительные взгляды, но не рассказала. Партизанка. Я рад, Макс, я очень рад. Чтоб у вас все было хорошо!
Показалась радостно-восторженная Милина физиономия.
– Ты знаешь?!
– Как это тебя не разорвало?! Это просто удивительно, что ты сразу не разболтала.
– Так и быть я на тебя сегодня не обижаюсь… Дедушка…Ха-ха-ха.
– А ты бабушка.
– Ну уж нет, я буду Мила, понятно? Все, давай собирайся. Макс, что нам брать с собой?
– Только необходимое.
– А Анечке? У нее же почти ничего нет. Может быть, заехать к ней домой и забрать ее вещи?
– Милочка, ее дом сгорел и вещи, естественно тоже.
– Ай, бедный ребенок!
– Ничего, мы купим все в Москве. Мила, спасибо, что ты заботишься о ней, ведь кроме Вали у нее никого не осталось.
– О чем ты говоришь? – Возмутилась Мила и выплыла из комнаты.
В Москву добрались только к вечеру, Макс попросил отца сходить в магазин за продуктами, пока Мила разбиралась, а сам вместе Анечкой поехал в больницу.
Валя как раз проснулась и, увидев Анечку, просияла от радости, а та бросилась к ней, но обнять побоялась.
– Вот что, я оставлю вас ненадолго, пойду поговорю пока с врачом, если он еще не ушел. Да, вот телефон мобильный, осваивай пока. – Макс поцеловал Валю и вышел, а Анечка потрогала осторожно пальчиком повязку на руке и спросила.
– Мамочка, тебе больно.
– Нет, моя хорошая, уже не больно.
– А ты скоро поправишься?
– Скоро. Расскажи лучше, чем ты занимаешься.
– А со мной Мила занимается. Она очень добрая, а еще там дедушка Лева, он тоже добрый, они мне купили ночную рубашечку и уточку, чтобы в ванне плавала.
– Анечка, смотри, веди себя хорошо и не проси ничего покупать, поняла?
– Я и так ничего не прошу, они сами покупают, я не виновата. Мам, а мы сегодня в Москву приехали, и Мила все охала, что у ребенка ничего нет, а еще она сказала, что я вундеркинд. Это знаешь что? – Валя покачала головой. – Это особенный ребенок, поняла?
– Теперь поняла. Ты моя хорошая, особенная девочка. – Валя попыталась ее обнять.
– А Мила сказала, что сварит тебе вкусный супчик и куриные котлетки. Мам, а куриные котлетки вкусные?
– Наверное. Господи, какие они хорошие, заботятся о нас.
– Да, – тяжело вздохнула Анечка, – остались только мы с тобой, две горемыки сердешные.
Валя еле сдержала слезы и попыталась улыбнуться.
– Как это одни, а бабушка наша, Татьяна Ивановна. Макс обещал ее найти.
– А она что, прячется?
– Нет, это ее спрятали от нас.
– Это Митька противный, да?
– Да, доченька.
– Он плохой, я его не люблю. Он больше к нам не приедет?
– Нет, не приедет, не бойся… Только дом наш сгорел.
– Как сгорел? Как у кошки? Помнишь, тили-бом, тили-бом, загрелся кошкин дом.
– О, Анечка стихи читает? – Появился Макс. – Доктор сказал, что недельки через две тебя выпишут, а может и раньше. – Он присел рядом с Анечкой, она прижалась к нему, а он обнял ее и сказал – Ну вот, не было у меня девочек, а теперь целых две и кого больше люблю, даже не знаю.