Мы стояли на площадке между вторым и первым этажами, достаточно широкой и просторной для танца. Как раз зазвучали первые звуки музыки. Отказаться было невозможно. Да я и не хотела.

Он взял меня за руку, другой обвил талию, а я положила ладонь ему на плечо. Закрыла глаза. Не важно, где мы, главное, что вдвоем. Шаг, шаг, поворот. Он не отпустит меня, не даст оступиться. Я доверяю тебе этот танец, Ран. Я доверила бы тебе даже свою жизнь…

Последние такты стихли. А Ран все не отпускал моей руки. Мы стояли в тишине так близко друг к другу, что я чувствовала, как поднимается от дыхания его грудная клетка. Но вот его рука соскользнула с моей талии.

– Благодарю за танец, – сказал он тихо.

Я слегка присела, опираясь на его руку.

– Спасибо тебе, – добавила я, уже совершенно не соблюдая этикет. – Отличный был вальс.

Ран проводил меня домой, потом сбегал за мазью. Той самой, что так быстро излечила меня от ожогов. Подумать только, который раз я уже пострадала по вине Вика. И зачем я столько терпела?

Ран не отсутствовал и десяти минут, а я уже вся извелась. Боялась, что в это время братья опомнятся и отправятся меня искать. Но они, видно, были слишком заняты разборками с Виком. И Брида с Гретой тоже не шли почему-то.

Ран намазал мне спину, осторожно касаясь пальцами содранной кожи.

– Больно?

– Не-а, – ответила я, храбрясь. – Ерунда.

Прохладная мазь отлично помогла – кожа сразу перестала саднить. Зато теперь глаза стали сами собой закрываться, хотя было еще не поздно. Думаю, я переволновалась.

– Спать хочу ужасно, – пожаловалась я.

– Сейчас придут сестры, помогут переодеться. Наверное, они уже разыскивают тебя.

Ага. Помогут. Что-то мне подсказывало, что сочувствия я от них не дождусь. Теперь в течение недели вся Академия только и станет говорить что о происшествии на балу, и фамилия Флогис будет у всех на устах… Опять.

– Ран, давай лучше ты мне поможешь. Я завтра с ними поговорю. Не хочу. Просто не могу никого видеть.

– Я? Кора… – Ран явно был растерян. – Это платье… Ты сама говоришь, там миллион тесемочек. Мне нужно их развязать?

Да, звучало такое предложение немного странно.

– Ты ведь зажмуришься, – уверенно сказала я. – Я сама не дотянусь…

– Ох, Корюшка. Фрост снимет мне голову. Ну ладно. Я понимаю, как ты устала.

Я повернулась к нему спиной и секунду спустя почувствовала, как его пальцы на ощупь находят шнуровку.

– Не подглядываешь?

– Я ведь обещал!

– Да, извини…

У Рана, чувствуется, совсем не было опыта в таких делах. Он что-то бормотал под нос и поначалу не столько ослаблял, сколько затягивал завязки. Когда его руки случайно касались моей обнаженной кожи, сердце летело в пропасть.

Я спрашивала себя, так ли уж мне была нужна его помощь в этом деле. Не пытаюсь ли я обмануть саму себя? Не придумываю ли повод, чтобы он подольше оставался со мной? Ран поверил всему, что я говорила, – тому, что я устала и не хочу видеть сестер. И это было правдой, клянусь светлыми богами. Но все же совсем чуть-чуть я лукавила.

Чего я добивалась сейчас, попросив его об этой услуге? Чтобы он, не сдержав обещание, открыл глаза? А может, я хотела услышать, как прервется его дыхание, когда он ощутит под пальцами тепло моего тела? Я не знаю…

– Как вы, девушки, справляетесь со всеми этими тесемочками? – сосредоточенно говорил он, честно пытаясь помочь. Дыхание его не сбивалось, а пальцы не дрожали. Подозреваю, Ран даже подумать не мог, какая буря чувств бушует сейчас в моей груди.

И вот наконец платье упало к моим ногам, а шнуровка на корсете была распущена достаточно, чтобы я могла его стянуть.

– Готово! – радостно сообщил мой друг, явно довольный тем, что справился. – Ты ложись. Я дождусь твоих братьев и попрошу перенести разговор на завтра.

– Ага… – это короткое слово – все, что я могла сейчас произнести.

Светлые боги… Что я творю…

* * *

Уснула я правда быстро. Просто провалилась в сон. Очнулась от гула голосов за дверью и мгновенно подобралась, села на кровати, узнав голос Фроста. Брат злился.

– Ран, отойди от двери!

– Фро, она устала. Поговоришь с ней завтра.

– Я буду говорить со своей сестрой тогда, когда мне это нужно!

За дверью послышался шум. Скорее всего, Фрост пытался оттеснить Рана от входа, а тот молча сопротивлялся.

– Ран, не упрямься. Мы ее семья, – голос Бриды.

Значит, сестры тоже пришли. Я себя чувствовала так, словно за дверью находятся не близкие мне люди, а… Нет, не хочу думать про них как про бестий. Но становилось страшно от мысли, что они сейчас зайдут ко мне в комнату. Не пускай их, Ран, пожалуйста.

– Ран, ты нормальный вообще? – это Димер. – Отойди!

– Нет! А ты… Димер, я считал тебя лучшим другом…

– А теперь, как понимаю, из лучших друзей я смещен? Теперь мелкая заняла мое место?

– Ты совсем затравил девчонку! За что? Кора не похожа ни на кого из вас… Она…

– Чудесная, милая, нежная? – издевательски закончил за него Димер. – Легко быть таким добрым и славным парнем, когда не растешь с этим вечным несмываемым пятном. В твоей семье нет пустышек, ты не знаешь, что это такое! Когда эти разговоры за спиной вечные. Даже слуги позволяют себе…

Он передразнил кого-то, растягивая слова и чуть картавя:

«Да-да, есть в них какая-то чегвоточина. Не пгосто же так им послано это наказание. Или скгывают что-то ото всех…» Тьфу!

– Димер, не стоит, – прервал его Фрост. – Рану не понять. Он, может, догадался бы, что мы чувствуем, родись огневиком. Но он водник. У них в крови – защищать и оберегать. Вы на разных языках говорите сейчас.

В крови – защищать и оберегать… Вот оно что… А у огневиков что же тогда в крови? Мне тоже не понять. Я ведь пустышка.

– Давайте все успокоимся, – примирительно сказала Грета. – Я тоже считаю, что Кору сегодня трогать не нужно. Спокойно поговорим завтра. Нет никакой срочности. Согласны?

– Да, – помолчав, ответила Брида.

– Ой, мне безразлично уже! – Ничего другого от Димера я и не ожидала. – Мы всего лишь хотели сказать, что Викара выгнали из Академии.

Вот оно что! Больше мне некого бояться! Какое облегчение!

– Ладно, – нехотя произнес Фрост, который тоже успел остыть к этому моменту.

Я откинулась на подушки, чувствуя, как отпускает напряжение.

Странный день, в котором столько всего переплелось – и радостного, и страшного, и волнующего, – остался позади.