Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот видишь? – не поворачивая головы произнесла она. – А ты говорил, что сейчас ни о чем думать не можешь. Все об этом думают. Всегда. А дальше либо случай, либо сам шевелишься. И потом главное – не зевать, и судьба в твоих руках. И всё: ты женат. Потом дети. Твои кристаллы и решетки должны обратиться в деньги. Иначе нет никакого счастья в будущем.
Боря вздумал что-то возразить, но Люда упредила:
– Я реалистка, меня не переубедишь.
Да, ее не переубедишь. И все-таки, в конечном итоге, она права. Но права отчасти. Она не ведает, в каком положении сейчас находится он, Боря. Вот сейчас он вернется в Москву фактически ни с чем. А что в таком случае делать дальше? Опять тупик, опять неизвестность.
– Ответь, она же ждет, – протянула телефон Люда.
Борька попытался отогнать нахлынувший поток тоскливых мыслей и коротко написал: "Новостей нет. Завтра выезжаю."
– Почему завтра? – удивилась девушка.
– Потому что делать мне тут уже нечего. Да и Николай Николаевич прямо мне обо этом намекнул. Мол, никто меня не звал, сам напросился. А поэтому и помогать особо не желают или нет возможности. Это уже не столь важно. В общем, выпроваживают. Но я не в обиде, я и сам понимаю, что и без того на меня уже много внимания было потрачено. Наверное, стоит поискать другие подобные базы к кому обратиться.
– Так что же ты тут делал? В чем тебе не помогли? Может я на что сгожусь? – она лукаво посмотрела на Борьку, и он сдался.
– Знаешь что – рассказать не могу, но могу показать. Завтра рано утром я поеду, но не прямиком домой, мне нужно заехать в одно место, где я этой весной охотился со своим другом. Вот дальше, что смогу рассказать, то и расскажу на месте. Но не более того. Нет у меня на большее полномочий. Уж прости.
– Какие страшные секреты! – усмехнулась она.
– Тебе, может, и смешно, а для меня дело жизни и смерти. Причем не моей жизни.
Рано утром Борька упаковывал машину на площадке возле конторы. Никого рядом не было, все работники еще спали. Боря с вечера со всеми попрощался, зная, что в четыре утра сложно будет кого-то увидеть, а не попрощавшись уезжать как-то неприлично. Всё уже было уложено, но он снова и снова перекладывал и переупаковывал вещи, пытаясь себя чем-то занять. Он ждал Люду. Она уже должна быть здесь, но почему-то задерживалась. Стрелка приближалась к пяти часам, когда Борька решил, что ждать дальше нет смысла. Но, наконец, она пришла.
– Я не поеду, – произнесла она мрачно, даже не поздоровавшись и опустив глаза. – Извини, но не могу. Прости, что задержала.
– В общем-то, не задержала, я только что закончил упаковываться… – Боря был огорчен. – Какие-то дела?
– Нет, просто не поеду, – она по-прежнему на него не смотрела.
Дверь в контору скрипнула: это пришел председатель. Странно, что так рано. Борька крикнул:
– Доброе утро, Николай Николаевич!
Тот в ответ лишь коротко кивнул и скрылся за дверью. Люда в мгновение бросила взгляд на захлопнувшуюся дверь, вскинула голову, обняла Борьку за шею и быстро поцеловала в щеку, так, что он даже глазом не успел моргнуть. И тут же отпрянула от него, будто ничего и не было. В следующий миг окно конторы открылось и прозвучал серьезный голос Белоголова:
– Люда, зайди!
Люда закусила губу, обреченно посмотрела на Борю и сказала:
– Отец зовет. Ты езжай. Пока! – и исчезла в темноте коридора.
Боря минуту постоял, переваривая произошедшее. "Она сказала "отец". Что ж, это многое объясняет", – рассуждал он, крутя в руках Пеликена. Затем прыгнул в машину и рванул к весеннему месту охоты.
Борька тщательно исследовал им же оставленные знаки и огорченно заключил, что Васька здесь не был. Ни одна из оставленных веточек или камней не сдвинуты. Он все рассчитал: если бы Вася в обличии гуся пролетал здесь, то, наверняка бы, переместил что-нибудь, давая понять, что он жив. Птичьих сил на это точно должно хватить. Но Борька не имел понятия, хватит ли соображения. Ведь совершенно неизвестно, что сейчас творится в его голове, какие там мысли: птичьи или человеческие, или вообще полная неразбериха. У него, Борьки, точно был бы полный хаос, а Васька сильный, справится. Хочется верить, что справится.
Боря забрался на крышу машины, пытаясь поймать сотовую связь, но попытки оказались тщетными. Он начал перелистывать старые переписки и увидел в посланных сообщениях кому-то отправленный свой контакт. Борька улыбнулся: это сделала Люда, отправила себе. Неизвестно зачем она это сделала, но в любом случае стало веселее. Так он просидел еще минут пять, затем встал, оглянулся вокруг, рассматривая пустынную, но прекрасную лесотундру. Спрыгнул с крыши, уселся за руль и помчался в Москву.
В то же самое время председатель Белоголов Николай Николаевич распекал свою строптивую дочь:
– Не будет у вас счастья, поверь мне! Вы разные совсем. Ты здесь выросла, он – в Москве. Ничего общего нет и не было.
Люда смотрела в окно и совершенно не думала о том, что сейчас говорит отец. Такой разговор происходит уже не в первый раз. С нее довольно предыдущих споров. Отец всё равно не поймет. Но она его жалеет, потому что знает, что отец боится остаться совершенно один. После смерти мамы он сильно изменился. Стал ревновать абсолютно ко всем не местным парням, потенциальным женихам. Запрещал ей даже выходить из дому. Но здесь-то она не дала себя запереть. Показала характер. Отец понимал, что часто стал перегибать палку, но уже не мог остановиться в своих нравоучениях. Он искренне считал, что желает добра только ей, что с ним она будет оставаться в безопасности. Но, в сущности, думал только о себе. И Люда не выдержала и на этот раз:
– Ну, что ты меня постоянно одергиваешь? Сам же помнишь, как все вышло с Шуркой. Хочешь еще? Теперь меня все сторонятся. Боятся Шурку.
Отец смутился, но все же сказал:
– С Шуркой было неправильно, не по-нашему, не по-людски, что ли. Но есть же другие.
– Кто? Кто другие? Назови хоть кого, все тупые или мямлики. А Шурка не идиот и знает