– Увы. Сомерсету нельзя было допустить, чтобы в жизни Рэтлендов стали копаться все кому не лень, ведь так и до Черного бриллианта могли докопаться.

– А Нурия? Она-то тут при чем? Ее смерть для меня до сих пор загадка!

– Возможно, она что-то видела или слышала. А может быть, все дело в том, что она получила копию экземпляра «Жертвы любви».

– Она сделала это по моей просьбе! – воскликнула Аня с отчаянием.

– Не вини себя. Причина могла быть иной. Точно мы ничего не знаем. Сейчас тебе нужно отвлечься. Вот, возьми, почитай.

Яся взяла со столика увесистый фолиант и положила Ане на колени.

– Великое фолио? Откуда?

– Это всего лишь подарочное издание. Купила как сувенир. По-моему, неплохо, а?

Анна раскрыла том и вновь наткнулась на гравюру автора. Угловатое плоское лицо показалось ей еще более отвратительным, но почему-то теперь оно казалось знакомым. Девушка вновь подумала, что портрет похож на шарж. Но этот шарж нисколько не похож на бюст толстячка в Стратфорде. Анна сидела, тупо пялясь на портрет, задумчиво накручивала на палец прядь волос и вяло думала о том, что шарж предполагает наличие оригинала. Карикатуру не рисуют с потолка, смеяться можно над кем-то конкретным. Художник явно смеялся, но над кем?

Внезапно лицо Ани вытянулось.

– Чегой-то тебя перекосило? – сразу же забеспокоилась Яся. Она перегнулась через стол, с любопытством заглянула в книгу и разочарованно вздохнула, увидев портрет.

– Ты ничего не замечаешь? – осторожно спросила Аня.

– Нет, а что? То, что джентльмен на рисунке урод, мы уже обсуждали. С тех пор тут не появилось ничего нового.

– Только не подумай, что я брежу, но мне вдруг показалось, что на гравюре не одно лицо, а два.

– Точно бредишь, – расстроилась Яся.

– Не обзывайся. Лучше посмотри.

Яся добросовестно уставилась в книгу.

– Ну, смотрю.

– Смотри внимательнее.

Яся возмутилась:

– Да я и так вся – внимание. Чего ты привязалась? Погоди-ка… Не может быть! Эти глаза. Большие, слегка навыкате, веки как будто слегка отекшие… Где-то я такие уже видела. И брови… А эти губы! Необычно вырезанные, бантиком, явно не мужские губы, но у того типа на миниатюре были именно такие!

– Нет, не такие. Посмотри на нижнюю губу: она тяжелая и сильно выпяченная, у парня на миниатюре она была пухленькая и аккуратная, а…

– … а такая имелась у Елизаветы Рэтленд! – ошарашенно закончила Яся. – Ты твердила, что на миниатюре вовсе не Филипп, а Роджер. Если ты была права, то получается… получается…

Яся никак не могла произнести то, что вертелось у нее на кончике языка, и Анна сделала это за нее:

– Получается, что этот портрет – гибрид Роджера и Елизаветы. Оттого вымышленное лицо и кажется таким отталкивающим. Просто в нем собраны, как мозаика, конкретные черты двух человек, мужчины и женщины. Знаешь, так иногда балуются на компьютере.

– Да, да, лоб – точно Елизаветин. Помнишь, какой он у нее выпуклый, большой?

– Помню. И волосы тоже ее. Роджер имел мягкие кудрявые локоны, а здесь, как и на ее портрете, явно тяжелые, жесткие, слегка волнистые пряди, сильно открывающие лоб. Форма носа…

– Нос – Рэтленда. Даже ракурс, по-моему, тот же. Опять же эти усики. Не усики, а позор один, но на миниатюре у Рэтленда точно такие же.

– А подбородок – Елизаветин. У Роджера его считай, что не было, сразу видно, что безвольный тип. А у нее я еще тогда заметила, что подбородок тяжеловат для лица, отчего оно слегка напоминало лошадиное, не в обиду будь сказано, – добавила Аня, припомнив, что душа Елизаветы где-то поблизости.

– Получается, что они воплотили в реальность утверждение… то, помнишь, в книге Честера? Там же так прямо и сказано: «И двое стали одним»! Меня и тогда эта фраза коробила, но я решила, что речь идет о творчестве. А они вон что задумали!

– По-моему, задумка не удалась. Монстр какой-то получился. Зачем они это сделали?

– Думаю, хотели восстановить справедливость. Портрет Шакспера они поместить сюда не могли, но и тайну творческого союза раскрывать не хотели. Выбрали нечто среднее, создали на бумаге некоего андроида, в лице которого половина от нее, а другая – от него! Вышло хреново. Так ведь Джонсон так и говорит в комментарии – мол, Дрейтон старался, но не смог. Итак, вот оно, Существо, возникшее из праха сгоревших на алтаре Феникс и Голубя. Ребята заигрались и попытались довести ИГРУ до логического конца!

– Но почему они выбрали именно эту миниатюру Рэтленда? Странно и то, что она единственная, которая сохранилась. Странно и то, что на рамке написано чужое имя. Тебе не кажется, что здесь слишком много странностей?

– Я уже привыкла, – отмахнулась Яся. – В этом деле куда ни плюнь – все не как у людей. Одно слово – средневековье! Думаю, этот портрет они выбрали не случайно. Лицо юноши больше похоже на женское. И так-то у них черт знает что получилось, а представь, что они принялись бы монтировать физиономию зрелого Рэтленда с лицом его жены…

– Даже представлять не хочу, – торопливо замотала головой Анна. Ее голова вдруг замерла на полпути, девушка застыла в нелепой позе, приоткрыв рот.

Яся фыркнула:

– Ну что еще такое?

– Камзол! Ты же сама рассказывала, что он состоит из… двух частей!

– Так оно и есть. Это подтверждает нашу теорию. Хотя логичнее было бы просто нарисовать половинки от разных камзолов. При чем тут спина?

– Не знаю. Одно ясно – эта гоп-компания шутников ничего не делала просто так. Чует мое сердце, это должно что-то значить.

– Хоть убей, мне ничего в голову не идет. Ну что это означает?

– А может, буквально: перед и зад?

– Перед и зад ЧЕГО?

– Понятия не имею.

Анна крепко задумалась, перебирая в уме все известные ей факты. С ней так бывало, она не терпела нерешенных задач и поэтому мучилась. Двусторонний камзол советовал обратить внимание на то, что некая вещь имеет две стороны, и обе стороны важные. Но что это за вещь? Или это не вещь вовсе.

– Что надумала? – спросила Яся, которой надоело сидеть в молчании. Анна глубоко и разочарованно вздохнула. Яся хитро прищурилась и сообщила как бы между прочим:

– Итальянская миниатюра имела одну особенность…

– Какую? – тут же встрепенулась девушка.

– Рамка у нее была странная. Помнишь? Сашка еще спрашивал и ногтем ее корябал – пытался открыть. А эта Ванесса зашипела на него, словно кошка, что никто за четыреста лет не позволял себе подобного.

Анна выпучила глаза и присвистнула:

– Ничего себе! Ты думаешь, под этим глухим задником что-то есть? Что-то не менее важное, чем сам портрет?!