На следующий день Митяй облетел Дарфурский ледяной купол по кругу и с дотошностью хорошо проплаченного аудитора пересчитал все реки. Их оказалось девятнадцать, но только десять были достаточно полноводными, и, к его огромной радости, шесть из них текли на юг, в самом танкоопасном, в смысле песков, направлении. Он до отказа вдавил педаль газа, помчался на юг и вскоре увидел то, что хотя уже и попало на карту, потому что они расширили зону картографирования на четыреста километров, но сам он воочию не видел, — впадину Боделе, самая нижняя отметка которой была сто пятьдесят шесть метров, и там имелось вполне приличное озеро, но ещё южнее находилось куда более крупное озеро Чад, урез воды в нём когда-то находился на высоте в двести восемьдесят один километр, и Митяй очень хотел, чтобы и здесь, в самом центре Северной Африки, появилось огромное озеро.

А для этого всего только и требовалось, что повернуть воды Нигера с юга на север, что было хотя и трудно, но всё же вполне по силам. Скорее всего, в верховьях Нигера также имелись остатки ледника, а может быть, эта река питалась одними только дождями, но ведь там находился горный массив Адамава с вулканом Камерун, и вот на нём-то ледовый панцирь точно должен находиться. В общем, ситуация понемногу стала проясняться, и настроение у Митяя резко повысилось. В принципе ведь можно было отсечь от океана и обе Вольты, Белую и Чёрную, присоединить их к Нигеру, а его эстуарий пущай пересыхает, невелика потеря. Зато тогда на месте слияния Белой и Чёрной Вольты появится озеро, постепенно наполнится водой и затем соединится с Нигером, и тогда задача обводнения самой опасной точки на карте Африки будет решена. Зеркало озера будет, конечно, хорошо испарять воду, но находящиеся поблизости ледники её конденсируют и, превратив сначала в снег, а затем в фирн и лёд, в процессе таяния вернут обратно в озеро. Нормальный кругооборот воды в природе, практически вечный двигатель, лишь бы только на Земле не было огромных иссушающих всё и вся пустынь, вносящих в этот мир беспорядок и приносящих беды.

Как-то раз, ещё будучи студентом, Митяй ввязался в отчаянный спор с преподавателем физической географии — преподавали им на первом и втором курсах такой предмет, — считавшим, что на планете Земля всё сбалансировано, и принялся яростно доказывать тому, что пустыни хотя и являются мощнейшим инструментом, влияющим на климат всей планеты, вовсе не есть благо и даже просто необходимая норма зла. В доказательство своей правоты он привёл в пример коню Пржевальского статью из журнала «Нейшнл джиографик» о том, что когда-то в Сахаре росли леса. На вопрос, куда же они делись, Митяй тогда ответил, что их съели южные мамонты и мастодонты, которые после этого сдохли с голода, так как копытные вытоптали всю траву, и Гольфстрим быстро надул в Северную Африку сначала тёплых ветров с мощными ливнями, которые смыли плодородную почву в Средиземное море и Атлантический океан, а потом, когда зелёный зонтик исчез, температура в этой части континента стала стремительно повышаться уже под воздействием солнечных лучей, и ветры, гнавшие пыльные бури, создали Сахель, пустыни Сахару, Ливийскую, Нубийскую и затем обрушились на Аравийский полуостров, и пустыни пошли шагать всё дальше и дальше, вплоть до Монголии. Хоть как-то сопротивляться пустыне могли такие реки, как Нил. Вот потому-то народ и рванул из Северной Африки во все стороны. Митяй в тот день был настолько убедителен, что конь был просто вынужден с ним согласиться, поскольку бывал в Тунисе и видел Сахару.

Теперь Митяй воочию убедился в правоте своей гипотезы и статьи журнала, и её подтверждало также ещё и то, что нагорье Тобести и особенно плато Дарфур под самый конец ледникового периода, когда ещё даже не все льды покинули Евразию, были, может быть, и не намного выше, но зато уж точно гораздо шире и массивнее, чем он это мог видеть на физической карте своего времени. Двадцать тысяч лет — это тебе не шутки, а пыльные бури, быстро переходящие в песчаные, что угодно сроют. Поэтому и ледяные купола, которые не могли существовать без надёжного тыла в виде пышной растительности, надёжно удерживающей и постепенно отдающей в атмосферу влагу, при её благополучном развитии и сохранности просуществуют очень долго.

С таким настроением, долетев до берегов озера Чад, Митяй развернулся и полетел обратно, рассказывая Тане о том, какой станет Африканский континент, если они не приструнят мамонтов, мастодонтов и прочих быков. Та его прекрасно поняла и смотрела на мужа как на величайшего героя всех времён и народов, а Митяй, видя её взгляд, подумал: «Да, в двадцать первом веке ни одна женщина никогда в жизни так не посмотрит на своего мужа» — и был в чём-то прав, как и та древняя мудрость, что жена и лакей героя не видят. Ну, ему по большому счёту было совершенно безразлично, считают его героем или нет, лишь бы народ выполнял все его распоряжения без лишней говорильни.

На следующий день, ближе к вечеру, они добрались до Адждабии — именно так назывался в будущем город на побережье залива Сидра, где поселились в глубокой древности тайлады, совершенно ничем не походившие на арабов или негров. Они и на итальянцев не очень-то смахивали. Разве что на тех, которые имели русые волосы и тёмно-голубые, чуть ли не ультрамариновые глаза. Впрочем, у туарегов вроде бы тоже голубые глаза, так, может быть, они и являлись их прямыми предками?

За то время, пока они отсутствовали, в Тайладоград прибыло два племени, причём их всех доставили в город на вертолётах и автожирах. Митяй ведь запретил сгружать супершишиги и прочую колёсную технику, а про малую авиацию он ничего не говорил. Тайлады из более отдалённых от моря районов оказались ребятами лёгкими на подъём. Узнав, что им там не только выдадут говорящие камни, но и экипируют по полной программе, они не взяли из стойбищ ничего, кроме нескольких каменных божков, амулетов и туник из шкур антилоп. Ведловство в Северной Африке не было редким даром. Более того, ведлами были даже олроды, а потому крокодилы, едва завидев человека в козьей шкуре, да ещё с целым ворохом копий за спиной, моментально ныряли и, энергично работая хвостами, держась на большой глубине, старались уплыть куда подальше, ведь из их шкур получались отличные крыши для шатров, да и мясо у них тоже было хорошее.

Помимо этого ведлы севера научили тайладов русскому языку и большому ассортименту ведловских приёмов работы с говорящими камнями, которые выдали практически всем местным жителям из числа привезённых с собой или прибывших со склонов нагорья Тобести по реке Тайлад. Практически все тайлады только тем и занимались последние два дня, что учились заставлять камни ходить и даже плавать по воде. Некоторые южные ведлы обладали колоссальной ведловской силой и вполне могли заменить собой с помощью камня подходящего размера бульдозер «Комацу».

Митяй отнеся к этому благосклонно, ведь на очередную великую каменную охоту он собирался отправиться не раньше чем через пару месяцев. Сначала он хотел вчерне отстроить город и порт при нём, как они сделали это в Хайфе, а уже потом, когда суда смогут встать в хорошо защищенной бухте, заняться гидростроительными работами. Естественно, после того, как приедут добровольцы с севера. Донесения же из Данилограда и других городов утверждали, что плыть в Африку хотят чуть ли не все ведлы. Ну, с этим поветрием князья обещали разобраться очень быстро и первым делом устроили обструкцию князю Денису, сболтнувшему, что желающие смогут остаться на югах. В Африку отбирали только тех ведлов, кто оставлял в родных городах любимых жён и полну горницу детей, чтобы те потом вернулись обратно без дополнительных уговоров. В общем, снова повторялась советская история с «Союззарубежстроем» и всеми теми ограничениями, которые в этой конторе вводились для работяг — чтобы была жена и дети, чтобы обязательно был членом партии и не употреблял спиртного.