Не то чтобы облик Северной Африки был полностью преображен, ведь они-то всего и сделали, что добавили континенту двенадцать больших озёр, причём озеро Нигер-Бенуа, имевшее форму лука, получилось самым впечатляющим по запасам воды. Его плотина возвышалась над уровнем моря на высоту в триста двадцать метров на протяжении ста сорока семи километров, а её высота над первоначальным урезом воды Нигера и Бенуа составляла шестьдесят метров, в остальных местах ниже, а там, где сливались обе эти реки, и вовсе достигала семидесятиметровой высоты. Однако река Нигер не перестала впадать в Гвинейский залив. Устремившись в верхний бьеф, её воды с огромной скоростью текли по каменному лотку вниз и, пройдя через огромную камеру, текли дальше, но уже в постоянном объёме. Внизу несколько тысяч ведлов уже строили первую большую ГЭС на земле. Имел Нигер и другой, спокойный выход в океан, но уже через реку Сенегал.

Митяй прекрасно понимал, что таким образом он весьма значительно изменил экологию в районе горного массива Джое и Адамавских гор, но зато тем самым спасал её на все будущие времена во всей Африке. Лётчики-ведлы во время сезона дождей поднимались в воздух даже чаще, чем до него. Ну, разве что во время картографической съёмки они летали больше. Не один раз поднимался в небо на большой летающей Шишиге и Митяй, чтобы убедиться в том, что на ледяные купола лилась не вода, а сыпалась ледяная крупа.

Наступивший сезон дождей выдался особенно щедрым на осадки. Об этом в один голос говорили все местные жители и его новый друг Найдар, который даже утверждал, что Мать-Земля специально налила воды во все ямы. Митяй помалкивал, но в глубине души в это верил. То, что он сделал вместе со ста двадцатью тысячами своих учеников, люди никогда не смогли бы сделать в двадцать первом веке, даже собрав здесь всю технику и нагнав миллионы строителей. Да это бы и не имело уже никакого смысла, ведь к тому времени уже исчезли те естественные фундаменты, которые имели высоту более четырёх километров и накопили во время предыдущих ледниковых периодов на своих плечах лёд, и потому тот не таял даже на экваторе. В Северной Африке было всего восемь ледников, и они суммарно превышали по своей площади ледники Большого Кавказа, но те, по крайней мере, не нужно было защищать, а здесь совсем иное дело. В первую очередь именно поэтому Митяй отправил большую часть ведлов, прибывших в Африку для строительства плотин и рытья каналов, домой, а руководителям отрядов прогрессоров и капитанам Митяев указал руками во все стороны, ехидно ухмыльнувшись, но ничего к этому не добавил. Сам же, собрав вокруг себя почти две с половиной тысячи ведлов-учёных, решил остаться здесь на пару лет, хорошенько всё изучить и основательно подумать над тем, как окончательно стабилизировать процесс кругооборота воды в природе. Для этого он создал Африканскую гляциологическую службу, и та немедленно начала работать.

Местные ведлы стремительно «умнели» и уже очень скоро стали приводить Митяя, привыкшего вроде бы ко всему, в замешательство. О, дагоны и их более низкорослые сородичи были очень древним и мудрым народом, склонным к наукам и искусствам, с богатыми традициями. Во всяком случае, их большие дома, сплетённые из ошкуренных ветвей и лиан, ему очень понравились, как и утварь из кожи, костей, высушенных тыкв и прочих подручных материалов. Все эти изделия он не рискнул бы назвать примитивными, хотя керамики и металла они ещё не знали. Зато они умели изготавливать изумительные по своей форме и качеству обработки орудия труда и каменную посуду, которая была ничуть не хуже керамической.

А ещё почти половина дагонов и дагонедов была ведлами. Если на севере среди кроманьонцев и неандертальцев только один человек из десяти был ведлом, а один ведл из двух с половиной тысяч сумел найти свои говорящие камни, то здесь, в Центральной Африке, каждый двенадцатый ведл имел говорящие камни. Найдар Каменная Рука отправился на север, к Великой Горькой Воде, за говорящими камнями, о которых ему рассказали капли дождя, когда ему было всего четырнадцать лет, а вернулся двадцатилетним парнем, познакомившимся с множеством других людей.

Говорящими камнями Найдара были два изумительных по своей красоте зелёных граната, два шестигранных кабошона с плоским дном. Размером они были попятнадцать сантиметров в поперечнике, толщиной в три сантиметра. Носил он своих мальчиков на груди, и именно с их помощью, а также двумя резцами из алмаза главный ведл племени Короткобородых изготавливал из самых различных видов камня охотничье оружие, инструмент и утварь. Митяй в своё время никак не мог понять, почему археологи так и не смогли найти ни одного наконечника для стрелы. А теперь узнал, что умерших ведлов сжигают в погребальном костре вместе с их говорящими камнями и те в огне просто рассыпались в пыль. При этом и все те изделия из камня, которые изготовил покойный ведл, тоже превращались в каменную пыль, несгоревшие кости тоже измельчали, а потом весь порошок, собранный в погребальные бурдюки, высыпали в ручьи и реки, чтобы Мать-Земля потом слепила ведла заново. Дагоны и те, с кем они соединили свою кровь, в один голос говорили, что очень мудрые ведлы после смерти обращались в пыль сами, без всякого костра, а после этого пылью становились все изделия из камня, которые они изготовили, а самые великие так и вовсе превращались в лёгкое золотистое облачко и улетучивались. Их Мать-Земля сразу же забирала в свою обитель, без лишних хлопот.

Ясное дело, что при таком раскладе в руки палеонтологов будущего не могла попасть ни одна косточка тех, кто являлся естественным переходным звеном от неандертальца к человеку, и ни одно их каменное изделие удивительной красоты.

С пристрастием следователя Митяй расспрашивал Найдара и других дагонов о том, как они тут живут, чем занимаются и о чём мечтают, открывая для себя массу новой информации. В частности, он понял, почему ведловство дагонов — а они в нём были великими мастерами — всё-таки постепенно сошло на нет и рассеялось. Всё объяснялось, скорее всего, тем, что дагоны так и не догнали одну простую истину — с помощью говорящих камней можно заставить двигаться любые камни и даже, более того, приманить к себе другие говорящие камни, заставив их подняться из-под земли, а не только собрав по руслам рек те, которые не были разбиты вдребезги тупыми валунами. Это для них не только явилось самым большим откровением, но и заставило все народы, жившие окрест, беспрекословно повиноваться каждому слову Великого отца камней Митяя Олеговича Мельникова. Он, в свою очередь, не бронзовел от такого преклонения, головка у него не кружилась, и даже, более того, очень жестко фильтровал свой базар и, прежде чем пошутить, всегда предупреждал, что его следующие слова будут шуткой, только шуткой и ничем, кроме шутки, они считаться не могут. А не то перестанут быть шуткой. В общем, великий эколог попросту старался доказать всем, что он в первую очередь их друг, а уже потом великий учитель и всё такое.

Митяю удалось сделать это довольно быстро, и после того, как плотина была построена, поблагодарив всех за героический труд и турнув куда подальше, он занялся созданием нового центра экономического развития. Нефть в этих краях имелась, полезных ископаемых, включая всякие руды, тоже хватало, но самое главное, под боком имелся Атлантический океан, в котором было растворено всё, вплоть до урана, а потому толковому ведлу ничего не стоило извлечь из океанской воды хоть чёрта лысого с хвостом и копытами. К тому же для нужд металлургии на его дне имелась прорва железных конкреций. В общем, с сырьём никаких проблем не было, а поскольку в этом регионе Центральной Африки от Сенегала на западе и до Судана на востоке проживало почти восемьсот тысяч человек — на севере Африки их жило впятеро меньше, а южнее и вовсе лежали практически безлюдные джунгли экваториального пояса, через которые можно было проехать только по рекам, — то Митяй, поговорив с вождями, заложил в этих краях пятьдесят семь городов, расположив их преимущественно вдоль водной транспортной артерии, и лишь до некоторых городов нужно было добираться на супершишигах. С планом строительства городов все согласились, и закипела большая стройка, но с учётом того, что на следующий год снова зарядят дожди. Правда, сухой сезон в двенадцатом году оказался слегка подмоченным. Пусть и не сильно, но хотя бы раз в две недели то там, то сям проливался освежающий тёплый дождь. Между тем замеры, сделанные на ледниках до начала сезона дождей, показали, что во время его они увеличились в среднем на полтора метра, что очень порадовало Митяя, но ещё больше его порадовало, что за весь последующий сухой сезон слой рыхлого льда уменьшился всего на восемьдесят пять сантиметров.