– А как ты думаешь, молодец, что могу и должен я делать, чтобы обезопасить себя от посещения твоих привидений?

– Я только темный солдат, – отвечал пленник, – и ваше превосходительство не имеет никакого повода обращать внимание на мои советы. Но так как вы приказываете мне говорить, то я думаю, что надо приказать закрыть герметически все трещины холма, чтобы воспрепятствовать выходу подземной армии Абдаллы. Если бы почтенному священнику, которого вижу подле вас, угодно было взять это на себя, водрузить крест у каждой баррикады, и окропить ее святой водой, вся сила врагов нашей веры будет чрезвычайно озадачена.

– Я думаю, – сказал монах, не перестававший в продолжение этой сцены любоваться красивыми чертами молодой служанки, – я уверен, что это будет благоразумная и действительная мера.

Тогда губернатор, единственной оставшейся ему рукой схватил эфес старой своей сабли, устремил на бродягу проницательный взгляд, заставивший последнего вздрогнуть и отступить, и воскликнул голосом, выражавшим совершеннейшую недоверчивость: «Что касается до меня, то я не принадлежу к числу тех, которых можно одурачить вздорными сказками, берегись, любезный! С людьми моего покроя нельзя шутить безнаказанно, ты нагрел мне уши; смотри, чтобы ты не лишился за это своих собственных. Эй, капрал! Наложи хорошие оковы на ноги этого пройдохи-разбойника».

Солдаты коменданта, бывшие настороже, вторглись в комнату и без труда свалили сильного незнакомца, который, без сомнения, не имел желания прервать свои путешествия, чтобы засесть в прохладных подвалах Эль-Гамры, но под соединенными усилиями целой стаи инвалидов, старинные лавры которых омрачило бы бегство подобной дичи, всякое сопротивление сделалось невозможным. Капрал, обыскивая его, нашел под платьем длинный туго набитый кошелек, радуясь этой находке, он высыпал содержание его, но не нашел ничего, кроме странного сбора янтарных ожерелий, золотых крестов, коралловых четок с несколькими незначительными монетами. Губернатор оставался бесстрастным, но при виде этих мелких предметов религиозного уважения, монах не мог воздержаться от порыва священного гнева.

– Разбойник! – вскричал он, – какого служителя Господня ограбил ты?

– Ваше преподобие сильно ошибаетесь, – отвечал бродяга. – Я никого не ограбил, а то, что вы видите, нашел я в чемодане мавританского всадника.

– Хорошо, – сказал губернатор, – чтобы кончить эту сцену, – я согласен верить всем твоим сказкам. Но в ожидании пробуждения мавров, ты отправишься на зимние квартиры в Красную башню.

– Как вам угодно, – холодно отвечал пленник, – я в вашей власти: пользуйтесь ею. Солдат, проведший много лет на ратном поле, доволен почти каждым помещением, лишь бы был спокоен и имел довольно хлеба, я мало забочусь об остальном. Но все-таки советую вам позаботиться о строжайшем карауле в замке.

После этого, аравийского коня отвели в конюшню, а вещи, найденные в кошельке бродяги, заперли в сундук коменданта, несмотря на возражение францисканского монаха, который представляя, что эти предметы осквернены святотатством, требовал выдачи их ему для очищения. Губернатор отказал ему в этом решительно, и мстительный монах втайне поклялся уведомить об этом свое начальство.

В то время, как происходило это, Гранада была опустошаема шайкой злодеев под начальством смелого бандита Мануэля Бораско. Этот отчаянный разбойник не раз уже пробирался в Гранаду под разными переодеваниями, под покровительством которых собирал сведения о направлении отъезжающих и отправления товаров, которые потом поджидал и грабил в теснинах Альпухаррасских гор. Его многочисленные покушения против общественной безопасности заставили, наконец, губернатора Эль-Гамры принять самые энергичные меры, и чтобы вернее схватить его, приказал полиции и местным властям подвергнуть строгому осмотру всех иностранцев и людей подозрительных. Достойный губернатор предпочел бы продержать в заключении 20 невинных, чем упустить одного виноватого.

Между тем, слух о приключении неизвестного солдата не замедлил распространиться, недовольный монах не счел себя обязанным хранить тайну, а молодая девушка рассказывала везде, что это прекрасный молодой человек, смуглый и с гордым взглядом, и что жаль было бы видеть его повешенным. Наконец, народная молва, истощив все предположения, решила, что знаменитый Мануэль Бораско схвачен в горах патрулями губернатора Эль-Гамры и заперт в подземелье Красной башни. Все ограбленные этим разбойником нахлынули в Эль-Гамру для очной ставки с ним, надо было удвоить караульных и тщательно охранять комнату, в которой находился заключенный. Однако же ни один из посетителей не узнал в особе бродяги Мануэля Бораско. Старики, услышав рассказ об очаровании Абдаллы, вспомнили, что подземелье, освященное этим народным преданием, находится в скале Св. Елены. Любопытные отправились туда и отыскали вход в пещеру, которая простиралась на такую глубину в землю, что никто не осмелился пробраться в нее. Благодаря им, рассказ пленника возбудил любопытство народа, генерал-губернатор Гранады вздумал тогда овладеть такой любопытной особой и предписал губернатору Эль-Гамры выслать к нему бродягу. Инквизиция также вмешалась в это дело и присваивала себе пленного, как человека, виновного в святотатстве. Но комендант Эль-Гамры не мог удовлетворить всех вдруг, не удовлетворил никого. Дело приняло серьезный оборот. Генерал-губернатор объявил, что пришлет отряд для овладения Красной башней, великий инквизитор, со своей стороны, пригласил для того же своих приспешников. «Хорошо, пусть сунутся, если смеют, – воскликнул взбешенный губернатор, – мы сумеем сопротивляться им!»

На другое утро, на рассвете, он отправил отряд за пленником, чтобы перевести его в другую тюрьму, удобнейшую для его непосредственного наблюдения. Но капрал, которому поручено было исполнение, скоро возвратился с расстроенным видом и объявил, что клетка опустела.

– Быть не может! – воскликнул губернатор.

– Я то же говорил самому себе, – отвечал честный капрал, – но поневоле пришлось поверить глазам своим.

– А кто последний сообщался с этим демоном?

– Молодая девушка, прислуживающая вашему превосходительству, она каждый вечер, по приказанию вашему, как говорила, приносила ужинать пленнику.

– Да ты с ума сходишь! – заревел губернатор и пена выступила на губах его. – Ключи Красной башни кладутся каждый вечер под мою подушку…

– Извольте спросить сами…

– Без сомнения, ступай, беги, позови эту сумасшедшую!

Пошли в комнату молодой девушки: постель ее не была даже помята.

Не оставалось более никакого сомнения: девушка, влюбившись в красивого бродягу, видно, не могла перенести мысли о судьбе, его ожидавшей; уважаемая наравне с губернатором, она воспользовалась привилегией, приписываемой ей хроникой, чтобы обмануть бдительность стражей, разорвать узы пленника и убежать с ним.

Подробный обыск показал губернатору, что его денежный сундук порядком снабдил беглецов путевыми издержками.

Наконец, отправились в конюшню, но там к яслям был привязан страннический посох со следующей надписью: