внука, вот этим мне и стоит заняться. Я не их семейный врач, поэтому решил больше не спрашивать. Или что-то случилось с Олегом? Его болезнь не казалась мне угрожающей жизни, но он ребенок, к тому же больной ребенок. Нянька могла не уследить.

Или Элена? Что, если ее излечение не прошло до конца, я пропустил что-то важное, и теперь беда случилась с ней?

Но того, что произошло на самом деле, я не ожидал никак.

Уже в Востровке я заметил женщин в черных платках, идущих со стороны поместья. Можно было предположить, что они просто шли с кладбища, ведь в последнее время в деревне было много покойников, но я откуда-то знал, что они шли из поместья.

– Что там случилось? – спросил я, велев вознице немного притормозить.

– Беда, доктор, – сказала одна, узнав меня.

– С кем? С кем беда? – торопил ее я.

– С молодой паненкой.

И все-таки я думал на Элену. Я не мог даже предположить, что беда случилось с другой паненкой.

Я ворвался в дом, как ураган, едва не сшиб служанку с подносом и мигом очутился в безмолвном царстве скорби и страданий. Гроб стоял посреди гостиной на высоком столе, окруженный сотнями срезанных в саду цветов. Роз, ее любимых роз, которых, несмотря на осень, еще оставалось много. И сама она лежала в их окружении такая же прекрасная, лучшая из всех этих мертвых цветов. Мертвая, как и они.

Леона. Моя Леона.

Мир мой рухнул в этот момент, рассыпался на тысячи осколков. Свет погас, и мне казалось, единственное, что осталось в нем белого, чистого – это ее пышное платье. Кружева и ленты переплели ее тело, спрятали под собой страшную рану на шее и плече.

Много позже, улучив момент, я поднял эти кружева, увидел огромную рану на белой коже, следы волчьих зубов вокруг. Никто не мог мне ответить, как это произошло. Никто не знал, зачем Леона вышла ночью из дома, зачем пошла в парк, зная, что это опасно.

Ее нашли утром. Садовник пришел первым, чтобы успеть почистить от листьев дорожки до того, как проснется Катерина, любившая гулять по утрам. Он нашел Леону на самом краю парка, в траве. Волосы ее были тронуты инеем, рыжие локоны пылали пожаром на фоне бледной, обескровленной кожи. И рана, огромная, широкая рана на шее.

Так мне описывала произошедшее кухарка, давясь слезами. А ей рассказывал сам садовник.

Леону похоронили в семейном склепе.

И я, если честно, не понимаю, зачем дальше нахожусь в усадьбе Вышинских. Брожу как потерянный, все жду ее. Даже за записи эти смог сесть спустя неделю.

Наверное, надо уехать. Здесь мне больше нечего делать.

Назад, в Петербург!

Я не забуду ее, но, может быть, там мне станет немного легче.

На этом записи заканчивались. Пустые страницы в дневнике еще были, но Ян больше ничего не писал. Уехал ли на самом деле? Вряд ли, Иван ведь местный. Или же уехал, а потом вернулся? Или не он, а его сын или внук?

Вопросы, вопросы, а Иван едва ли ответит мне на них.

И вдруг до меня донеслись шорохи снаружи. Торопливо вскочив с дивана, я приблизилась к окну и осторожно выглянула на улицу. Со стороны леса к дому шел Иван. Он был мокрым с ног до головы, со светлых волос стекала вода, к одежде прилипла болотная тина. Провалился, что ли?

Я быстро вернула дневник на место, огляделась, пытаясь понять, не нарушила ли порядок вещей в комнате, не заметит ли Иван моего присутствия? Встречаться с ним сейчас было бы неразумно, как я объясню, что делаю в его доме?

Из дома выходила аккуратно, но, наверное, даже если бы хлопнула дверью, Иван бы не заметил: он мылся прямо во дворе, поливая себя водой из большой бочки. Я осторожно выглянула из-за угла и тут же спряталась обратно. Очевидно, Иван думал, что его никто не увидит, а потому разделся догола. Представляю, что он скажет, если узнает, что я и дневник его прадеда прочитала, и его самого обнаженным увидела. Впрочем, что-то мне подсказывало, что если первое его разозлит, то второе скорее позабавит. Не собираясь доставлять ему такого удовольствия, я по стеночке обошла дом и нырнула в лес.

Глава 22

А ночью случилось страшное. Меня снова разбудили, но на этот раз не Элена. И не Юлька, не тетушки, а кто – я сначала не могла разобрать. Открыла глаза, но ничего не увидела. Намереваясь выспаться, я с вечера плотно задернула шторы, чтобы утренние солнечные лучи не разбудили меня, и потому в комнате было темно. И только прислушавшись, я поняла, что по комнате кто-то бегает. Легкие, но суетливые шаги раздавались то рядом с кроватью, то возле двери, то возле окна. Существо было маленьким, но очень шустрым. Я протянула руку к тумбочке у кровати, но телефона на ней не обнаружила. Щелкнула выключателем бра, но и свет не загорелся.

Глаза потихоньку привыкли к темноте, и я уже могла различать мельтешение на полу. Кто-то маленький бегал по комнате не останавливаясь, и мне начало казаться, что я слышу и голос. Слов было не разобрать, но по интонациям создавалось впечатление, что существо испугано, будто причитает.

– Кто ты? – спросила я, стараясь не выказать страха. Будь я хоть сто раз Хранительницей, а все равно порой еще становилось жутко. Не зря Агата жила на втором этаже.

Существо, словно напуганное моим голосом, остановилось, и я потеряла его из виду. Быстро огляделась, но ничего не увидела. Даже очертания мебели в темноте были размыты, я с трудом отличала шкаф от стены. И вдруг перед самым моим носом вспыхнул маленький огонек. Я отпрянула от испуга, а в следующее мгновение рассмотрела зажженную свечу и маленького человечка, державшего ее. Несмотря на детский рост, человечек выглядел старым: лицо было изрезано морщинами, седая борода спускалась почти до пояса. Одет он был не то в платье, не то в длинную рубаху, из-под которой торчали остроносые сапоги. Больше всего старичок напоминал гнома, только вместо колпака на его голове было нечто, похожее на чепец.

«Домовик!» – догадалась я.

Прежде Домовик никогда мне не показывался. Нечисти в доме обитало много, если верить записям Агаты, но встречала я только Воструху, да порой зажигала огонь в камине Сопуха. Те оказались на редкость любопытными, я знала, что они любят подглядывать за мной, а вот Домовик встречи избегал. То ли просто попался нелюдимый, то ли пока не доверял мне.

И вот он передо мной, сидит на моей кровати, держит свечу и смотрит раздраженно, даже зло.

«Спишь, а мы погибаем! – пронеслось в моей голове. – Быстрее! Быстрее!»

Я вскочила с кровати, еще не понимая, что случилось, какая помощь от меня требуется. Прямо в пижаме выскочила в коридор, и в его конце, там, где находилась лестница на первый этаж, заметила мелькающие на стене всполохи, сразу почувствовала и запах дыма.

Хлопнула соседняя дверь, в коридор выглянула взлохмаченная тетя Аня.

– Что случилось? – спросила она.

– Пожар! – крикнула я, понимая, в чем дело. – Буди тетю Настю и выходите на улицу. Спасибо! – последнее я шепнула Домовику, который продолжал стоять рядом, невидимый для тетушки.

Ворчливый старикашка буркнул что-то в ответ и тут же исчез, но я продолжала слышать беготню по дому. Очевидно, нечисть тоже спасалась, как могла. Я же кубарем скатилась вниз и сразу увидела полыхающие на окне гостиной занавески. Огнем занялся уже и ковер возле камина, который, наверное, и стал причиной пожара.

Отметив краем глаза, что тетушки спускаются по лестнице, я рванула в комнату к Юльке. Сестра уже не спала, ковыляла мне навстречу, испуганная, но невредимая. Передав ее в руки тетушек и еще раз велев всем выбегать на улицу и вызывать пожарных, я рванула вниз тяжелые шторы, надеясь не дать огню перейти на потолок. Не знаю, откуда во мне взялись силы, но шторы рухнули вниз, я едва успела отскочить в сторону, чтобы не оказаться под огнем. Бросилась на кухню, где у нас стоял огнетушитель, а когда вернулась, полыхал