— Еще отправят, дай срок.

— Этак скоро узники начнут по камерам запираться, только бы ты их не спасала.

— Ну и пусть себе мрут в подземельях, — говорю я. — Опять на такое я нипочем не пойду!

Он вдруг спрашивает:

— Где Янник?

— Разбил лагерь непосредственно за стенами обители. Сюда ведь мужчины не допускаются — только больные.

Я жду новых вопросов, но слышу лишь, как у него слегка рокочет в груди. Он уснул. Я позволяю себе чуть улыбнуться в потемках. Состояние здоровья у него неплохое, раз он препирается со мной. Жить будет, точно. Я поудобней устраиваюсь на полу, напоминая себе, что пришла всего на минутку.

Некоторое время спустя я пробуждаюсь. Лампа монахини мерцает и плюется: в ней почти кончилось масло. Осматриваюсь: утро еще не наступило. У меня на плече покоится тяжелая рука Чудища. Не желая тревожить его, я тихо-тихо слезаю с кровати.

Не нужно ему знать, где и каким образом я провела эту ночь.

Покинув монастырь, гляжу в сторону городских ворот. Я ведь могу улизнуть прямо сейчас. Просто пойду вот по этой улице, и она выведет к воротам. Пересеку мост и навсегда исчезну из Ренна. И все. Больше никакой аббатисы. И никакого д'Альбрэ.

Но горькая правда состоит в том, что идти-то мне некуда. Нет дома, чтобы вернуться туда, нет родни, которая бы приютила. Только обитель, но и она, без сомнения, для меня будет закрыта.

Можно устроиться служанкой в придорожной таверне, но и это не так-то просто. В неспокойные времена вроде теперешних люди не склонны доверять незнакомцам.

А может, отыскать Эрвана и связать мою судьбу с угольщиками? Вернуться к доброй Бетт, выйти замуж за кого-нибудь из ее милых мальчишек? Я бы любым из них вертела как только захочу.

Одна беда — все они поклялись биться вместе с Чудищем в сражениях грядущей войны.

Чем больше я осознаю незавидность своего положения, тем сильнее разбирает меня смех. Помилуйте, я красива, образованна и умна, у меня не перечесть всяких умений, в том числе смертоносных… только проку от них — как от ведерка помоев.

Я плотней запахиваюсь в плащ, спасаясь от холодного ветра, и шагаю через мост ко дворцу. Приближаясь к стражницкой, быстро поправляю оружие, убеждаясь, что кинжал у меня на поясе очень хорошо виден, а из рукавов выглядывают ножны, пристегнутые на запястьях. Пусть думают, что я ходила послужить святому Мортейну. Лучше так, чем если заподозрят, что я всю ночь пролежала, свернувшись в ногах у Чудища, словно собака, опечаленная болезнью хозяина.

Охранник окидывает взглядом мое платье и выставленное напоказ оружие и приветственно кивает. Похоже, в Ренне крепко уважают последователей древних святых.

Добравшись к себе, с радостью обнаруживаю, что там никого нет. Я слишком устала, чтобы снимать платье, и ограничиваюсь лишь тем, что распускаю шнуровку. Ложусь в постель и задергиваю занавеси, отгораживаясь от рассветного солнца. Святой Мортейн, сделай так, чтобы я хоть несколько часов никому не понадобилась! Мне ужасно хочется спать…

Довольно скоро меня будит стук в дверь. Входит маленькая служанка. Она приносит свежей воды для умывания и сообщает новость: меня ждут на совете у герцогини.

Делать нечего, приходится вылезать из-под одеяла и заново одеваться. Вряд ли иные дела заставили бы меня так скоро встать, но тут я собираюсь со всей поспешностью. Уж очень хочется поскорей выложить все, что знаю, и тем самым избавиться от давящего груза тайн.

Когда снова стучат, я тороплюсь к порогу и вижу, что там меня поджидают Исмэй и Дюваль. Вот так сопровождение! Даже непонятно, радоваться мне по этому поводу или беспокоиться. Однако Исмэй тепло приветствует меня, и даже Дюваль глядит дружелюбно. Пожалуй, можно радоваться.

Он кланяется с придворной учтивостью:

— Нам хотелось бы услышать полный отчет обо всем, что произошло в Нанте, если только тебе не слишком тяжело об этом рассказывать.

— Рада буду послужить, государь мой, — отвечаю я, выходя в коридор.

Исмэй ободряюще подмигивает.

Дюваль ведет нас в покои более официальные, чем тот, где я побывала накануне. Двое стражей при дверях приветственно кивают нам, потом делают шаг к створкам и распахивают их перед нами.

При всем том, что я хорошо вымылась и облачилась во все чистое, все же почему-то чувствую себя замаранной. Так, словно скверна общения с д'Альбрэ навсегда впиталась в мою кожу.

Сегодня на столе не видно никаких карт, зато стоят графины с вином и изысканные серебряные кубки.

Мой взгляд немедленно устремляется в укромный угол покоя, неподалеку от заглавного места у стола. Там расположился Чудище. Его доставили сюда на носилках и устроили в большом кресле, подставив табуретку, чтобы он мог вытянуть больную ногу. Ему все это очень не нравится, он поминутно порывается встать и жалуется, как невыносимо сидеть в присутствии герцогини.

Монахиня в синем облачении бригантинки явно не в первый раз указывает ему на то, что остальные члены совета сидят и не слишком переживают из-за этого.

— Но я же не советник! Я простой рыцарь!

— Был раньше, — произносит герцогиня, разрешая таким образом спор. — Отныне и впредь, сэр Бенабик Варох, я произвожу тебя в члены моего высшего совета и стану ждать от тебя подсказок, как успешней выиграть эту войну. Ну? Что скажешь?

На его лице такое удивление, что он почти смешон.

— Смиренно принимаю эту великую честь, государыня…

Он делает движение, чтобы все-таки встать и склониться в поклоне, но монашка удерживает его в кресле.

Герцогиня поворачивается ко мне.

— Надеюсь, ты отдохнула и освежилась, — ласково произносит она.

— О да, ваша милость. Благодарю вас за заботу.

— Как же не позаботиться о той, что послужила мне так славно!

Она кивает Дювалю, и тот, усадив меня в кресло, вручает кубок вина. Я принимаю его, радуясь возможности сжать что-то в руках, и беспокойно оглядываюсь. Мне даже незнакомы этих придворные…

Верно угадав мою мысль, Дюваль вмешивается:

— Нужно, пожалуй, представить тебе присутствующих. — Тут его губы изгибаются самым очаровательным образом. — Ну, с Чудищем ты уже знакома… Это канцлер Монтобан, сражавшийся во многих битвах бок о бок с моим отцом. Вот Жан де Шалон, кузен самой государыни, недавно освобожденный от насильственного удержания регентшей Франции. Капитан Дюнуа… полагаю, ты видела, как он умчал герцогиню, подхватив ее на седло. А вот епископ Реннский, собственными руками надевший на нее корону. Всех прочих ты знаешь. А теперь, госпожа, прошу изложить все, что разузнала о намерениях д'Альбрэ.

Я набираю побольше воздуха в грудь:

— Д'Альбрэ вовсе не отказался от своих планов заключить брак с герцогиней. Он готов это сделать даже силой.