Первый тревожный звоночек тренькнул, когда Мазур ощутилобжигающую боль в плече – пропустил удар, не оттого, что прозевал, а потому,что противник оказался резвее... Плохо. А ну-ка так... а так вот... Получи!

Что он прицепился? В третий раз одно и то же... Такоевпечатление, что специально в ключицу и целит... Что ж, умно, умно, толково,белая кепка...

Что ж, сыграем в его игру... Щ е н к о в при всем их опытечастенько подводит самоуверенность. Навязал затяжной бой, чтобы измотатьпротивника – значит, ждет первых симптомов измотанности, а значит, какая-точасть сознания отстранена от выработки верных оценок...

Трудно в таких условиях точно подсчитать свои ушибы, боль невсегда и чувствуешь, но по ребрам он Мазуру попал толково, и плечо задето, ухожжет... А если так?

Притворившись, будто потерял темп, дрогнул – что, честнопризнаться, требовало не столь уж изощренного лицедейства, он и в самом делеблизехонько продвинулся к тому рубежу, где совсем близко маячитусталость, – Мазур пошатнулся, отпрыгнул, сделал вид, что падает. Но упалрассчитанно, перекатился, в секунду зацепил пяткой щиколотку противника, взмылнад землей, «щучкой» метнувшись в сторону...

Сбил! Впервые за все время один из дуэлянтов оказался наземле!

Вот только развить успех не удалось – Бедуин извернулсязмеей, ухитрившись так и не треснуться затылком о твердь земную... От первогоудара ногой ушел, а вот от второго не смог... Так, теперь пустить крови, почавке ему, чтобы кровушка летела веером, подтачивая уверенность, так уж человекустроен, вид собственной кровушки, ее влажная соль на роже, на языке лишаетпусть крохотной, но все же доли уверенности в себе... А ежели мы тебе большойпалец из сустава вынесем? По японской методике? Н-на!

Волчьим чутьем Мазур просек миг и з м е н е н и я. Переломав драке. Теперь, плюнув на дыхалку, на годы, насесть, не давая передыху,вырубать не обязательно, ошеломить его, сломать волю, заколотить...

Больно! Зацепил... На! На! Не увлекайся, уйди, влево, тольковлево, мордой его на солнышко, навстречу жарким лучам... то ли толпа не орет,то ли не воспринимаешь ее рев... хорошее солнце, жаркое, ссадину на затылкепечет...

Он ничего не видел вокруг. Мир сузился, площадка сузилась,перед глазами мелькнула алая пелена, и это плохо, так и дыхалка собьется...Н-на!

Тут уже было не до галантности. С самого начала было не догалантности. Вновь полыхнула алая пелена. Прорываясь сквозь нее взглядом, Мазурметнулся вперед, поставил блок, разрушил чужой блок, достал кадык кончикамипальцев, отдернул ладонь и ударил вновь, ногой, под колено, отмахнулся отпоследнего удара Бедуина, твердо зная, что он последний... не убить бы, ведьповесят, и как она тогда... та... и эта... но т о й давно уже нет...

Достал скрючившегося противника пяткой, извернувшись, ударилв последний раз. Чуть не поддался слепой ярости, хотелось размолотить влепешку, чтобы не п о с я г а л...

Удержался. Отступил, уронив руки, налитыми кровью глазамиследя за скорчившейся на сухой, твердой земле голой фигурой. Достаточно дляпобеды или все же нет?

Перед ним вдруг возникла чья-то рожа, то сводившая широкораскинутые руки, то разбрасывавшая. Отмашку дает, что ли... ага, это герцог...

– Все! Все! Все! – Мазур услышал вопль «рефери», в ушитут же ворвался рев толпы. – Все! Конец! Победа!

То же самое орала сотня глоток. Мазур отвернулся, побрел кскамейкам – сидевшие торопливо вскочили, давая место, – упал задницей нажесткую доску. Внутри творилось неописуемое: сердце колошматилось о ребра,легкие ходили ходуном, под ложечкой жгло, глаза туманило... Все доходило, каксквозь полуобморок – кто-то хлопал его по плечам, кто-то орал в ухо, о губывдруг стукнулось что-то твердое, Мазур разжал рот, глотал хлынувшую струей иззадранной бутылки прозрачную отраву, кашляя, проливая на грудь, обжигая горло,трезвеющим сознанием отмечая, что это не виски, покрепче будет, и вкуснепонятный, и бутыль без этикетки...

Сумасшедшее напряжение медленно-медленно таяло. Его все ещехлопали по плечам, восторженно орали в уши. Весь этот гомон вдруг перекрылачереда выстрелов – Мазур увидел, глядя над головами болельщиков, что этогерцог, стоя посреди площадки, палит, опустошая в воздух обойму потертого«кольта». Когда патроны кончились и настала тишина, «министр культуры» заорал:

– Итак, друзья мои, безоговорочно победил наш гость! Девицапризнается его законной и неотъемлемой собственностью! Играйте победу,герольды! Только где ж вас взять-то... Эй, пропустите даму, олухи, принцессаприветствует своего героя! Кто поближе, пните Желтопузика под зад, чтобы дамедорогу не загораживал!

Ольга кинулась Мазуру на шею, прижалась, пачкаясь сухойпылью и кровью. Это откуда же кровь? Из носа, оказывается... Плевать, неопасно...

Он стоял, пошатываясь, уронив руки, все еще тяжело дыша, вголове снова туманилось, на сей раз – от свежего запаха ее тела, и н о г о,незнакомого, от упругого тепла под тонким платьем. Ольга прижималась к немутак, словно вот-вот должен был грянуть конец света. В голове у Мазура не былони особенных мыслей, ни чувств, а те, что имелись, сводились к простому,ликующему воплю: съели, с-суки? Я вам покажу, как хоронить империю, империяумирает, когда умирают ее последние солдаты, а они пока что живехоньки...

Если б еще сказать: «Моя!» Если бы... А она – ничья, своя,чужая...

– Мои поздравления, леди и сэр, – с прежнимаристократическим выговором протянул герцог. – Я думаю, мэр ради такогослучая вам выделит бесплатную воду для душа... а если вам вдруг придет в головупосле столь блистательно подтвержденных прав друг на друга перевести отношенияв иную плоскость – у нас отыщется самый настоящий падре, особо позвольтезаметить, не лишенный сана, хоть и занятый в настоящее время не службойгосподу, а стяжанием опалов... Эй, где там падре, маргиналы? Где наш пастырь?Ведите его сюда, вдруг да понадобится...

Ольга, оторвавшись от Мазура, вдруг залепила герцогу такуюоплеуху, что звон пошел на всю округу. Хотела добавить, но он, шутовскираскланявшись, успел бросить:

– Мисс, вы меня осчастливили на всю жизнь...

Ольга в самый последний момент задержала удар, отвернуласьи, крепко ухватив Мазура за руку, повела его сквозь поспешно расступавшуюсятолпу – шагала, гордо задрав подбородок, глядя перед собой. Отойдя немного,сообщила:

– Если бы он тебя вырубил, я бы за него взялась сама. Вжизни не допустила бы, чтобы... Но я в тебя верила.

– Спасибо, – криво усмехнулся Мазур. Поискал взглядомКацубу, но нигде не обнаружил.

– Хочешь пошлую фразу? Ты был великолепен.

– Я старался, – сказал он хмуро.

Почему-то сейчас Мазур начал испытывать нечто, весьманапоминавшее стыд и раскаяние, – словно сделал что-то чертовскипредосудительное, выставил себя на всеобщее осмеяние. Глупейшее ощущение, еслиразобраться, но оно присутствовало...