Шайлер сама точно не знала, способна ли она это сделать.Произошедшее казалось слишком прекрасным, до неправдоподобия, и Шайлер не могласебя заставить взглянуть ему в лицо. Она вытерла слезы и вошла в кафе.

Она купила бутылку воды и пачку жевательной резинки ивернулась на нужный этаж. Доброжелательная медсестра все еще ждала ее.

— Ничего страшного, — сказала она Шайлер. — Я понимаю, какоеэто потрясение для вас. Но вы идите. Все будет хорошо. Она ждет вас.

Шайлер кивнула и прошептала:

— Спасибо.

Она пошла по коридору. Все выглядело точно так же, как ивсегда. Окна, выходящие на мост Джорджа Вашингтона. Планшеты с листами бумаги,на которых написано имя пациента, список медикаментов и имя лечащего врача. Вконце концов девушка остановилась перед нужной дверью. Та как раз приоткрыласьсо скрипом, и Шайлер услышала его.

Голос, мелодичный и прекрасный. Голос, нежно произнесший ееимя. Голос, который она до сих пор слышала лишь в снах. Голос ее матери.

Шайлер отворила дверь и вошла.

БЛИСС

«Что ты сказала?»

Блисс как раз расплачивалась за свое новое платье, когда всознании у нее внезапно прорезался голос Посетителя.

— Вы принимаете карточки «Амекс»? — Спросила она упродавщицы, сидевшей за столиком.

Девушка попыталась сохранить самообладание, хотя отвозбуждения Посетителя у нее разболелась голова.

«Аллегра очнулась? Аллегра жива?»

«Отчего это тебя так радует? — Спросила Блисс. — Какая теберазница? Она всего лишь пациент больницы, коматозная больная».

— Вы что-то сказали? — Переспросила продавщица, уложивфиолетовое платье в простой коричневый пакет и прикрепив к нему чек.

— Нет. Извините.

Блисс схватила пакет и направилась прочь из комнаты. Навыходе она налетела на нескольких девушек, которые как раз входили.

— Осталось тут у них что-нибудь стоящее или все ужерасхватали? — Поинтересовалась одна из них.

— Э-э... Не знаю, — пробормотала Блисс, протиснувшись мимоновоприбывших.

Она понимала, что ее сочтут редкостной невежей, но у неепросто-таки раскалывалась голова.

Девушка попыталась поймать такси. Было пять часов, и всетакси переключили свои фонарики на сигнал «в парк». И хуже того — началсядождь. Чертова нью-йоркская погода.

На мгновение Блисс затосковала о боби-энновском «силвершэдоу» и о шофере, сопровождавшем ее повсюду. В конце концов Блисс удалосьпоймать лимузин, когда тот высадил на углу какого-то управленца.

— Сколько до Сто шестьдесят восьмой улицы?

— Двадцатка.

Блисс забралась в машину. После внезапно холодного дождя всалоне было тепло и уютно.

Девушка по-прежнему ощущала возбуждение и волнениеПосетителя. Какое ему дело до всего этого? С чего вдруг его так интересуеткакая-то безмозглая женщина, лежащая в больнице?

«Следи за выражениями, — холодно произнес Посетитель. —Изволь не выражаться о своей матери подобным образом».

«Так значит, это правда. Я — ее дочь. Я — дочь Аллегры», —подумала Блисс.

Ее сердце колотилось так сильно, что грудной клетке былобольно.

«Конечно, ты ее дочь, — сказал Посетитель рассудительнымтоном, от которого Блисс сделалось еще сильнее не по себе. — Мы создали тебявместе. Ну а теперь, я думаю, нам пора пойти и надлежащим образомпоприветствовать Аллегру».

ШАЙЛЕР

Больничная постель была пуста. Аллегра ван Ален сиделарядом, в кресле. В своем простом черном платье с ниткой жемчуга мать Шайлербыла настоящим воплощением элегантности и сдержанности. Она выглядела так,словно только что вышла из офиса или с заседания благотворительного комитета, ане провела последние пятнадцать лет недвижно, вот на этой самой кровати.

Шайлер вошла в комнату нерешительно, шаркающей походкой. Ностоило Аллегре раскинуть руки, как Шайлер бросилась ей в объятия.

— Мама!

От Аллегры пахло весенними розами; кожа у нее была нежной,как у младенца. От ее присутствия в комнате словно становилось светлее.

Аллегра погладила дочь по голове.

— Шайлер... Ты вернулась домой.

— Прости меня! Прости, пожалуйста! — Всхлипывая, попросилаШайлер. — Прости меня за все, что я тебе наговорила в Токио. — Девушка поднялазаплаканное лицо. — Но как?..

— Время пришло, — ответила Аллегра.

Шайлер высвободилась из объятий. Она не могла поверить своимушам.

— Ты что, хочешь сказать, что могла проснуться в любоймомент?

Аллегра покачала головой.

— Нет, милая. — Она жестом предложила Шайлер пододвинуть кее креслу второе. — Я ощутила некое движение в глубине глома... В мире что-топроизошло... Я почувствовала это. С моей стороны было бы эгоистично и дальшеотказываться брать кровь. Оставаться в своей изоляции.

Шайлер вдруг увидела, как это произошло — словно сама приэтом присутствовала. Лежавшая в коме женщина приподнимается на кровати ивпивается в шею санитара, который пришел сменить ей постельное белье.Вампирская принцесса проснулась. Спящая Красавица встает из хрустального гроба.

Шайлер с трудом сдержала всхлип.

— Лоуренс...

Аллегра кивнула.

— Погиб. Я знаю. Я говорила с ним перед тем, как он ушел наиную сторону.

— Он сказал мне про наследие ван Аленов. — Шайлер пожалаплечами. — Ты не знаешь, что я должна сделать?

В ответ мать привлекла ее к себе и произнесла голосом,который могла слышать лишь Шайлер.

«Слушай внимательно, дочь моя. Ибо то, что я собираюсьсказать тебе, может быть сказано только под прикрытием глома.

В те дни, когда мы звали домом рай, пути между мирами былиоткрыты. Ангелы свободно перемещались между небесами, землей и подземным миром.Но после мятежа Люцифера, когда Князя тьмы и его последователей сбросили снебес, путь в рай был закрыт навеки.

Но семь путей мертвых остались открытыми. В Риме мы ещедоверяли Калигуле, не зная, что это замаскированный Люцифер и что он поставилсебе целью обнаружить местонахождение этих путей на земле. Будучи императором,он приказал построить под Лютецией лабиринт туннелей. Именно там он обнаружилпервый путь.

В заносчивости своей он поделился тайной с Михаилом.Утренняя звезда из тех, кто не может скрыть свой триумф, какие бы последствияэто ни повлекло. Михаил настоял, чтобы они построили на пути врата и отковалиключ, который будет храниться у него, Михаила. Люцифер согласился.