Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губы Роксбури еще продолжали улыбаться, но только не глаза.
— Так же высокомерен, как маленький корсиканский выскочка?
— Он бизнесмен, — сказала она холодно. — Он блюдет свои интересы.
Роксбури сжимал и разжимал кулаки.
— Этот Магпай спутал мне все карты! — пробормотал Роксбури. — Он украл мои деньги. Я начинаю думать, что он знает.
Ее подбородок задрался вверх.
— Наши отношения. Я больше не собираюсь их продолжать.
— Наши отношения будут продолжаться, пока я этого хочу. Не говорите мне, когда и где они закончатся.
— Я не желаю участвовать в этом.
— Моя дорогая, вы уже часть этого.
— Нет, я выхожу из игры.
— С теми, кто становится на моем пути, я обхожусь очень жестко.
— Я не боюсь вас.
— А следовало бы.
— Что вы имеете в виду?
Он заговорил любезным тоном:
— Человек, который немало поспособствовал мне в моем предприятии… Его жена вмешалась. Она посмела заявить мне, что донесет на меня! Но эта дама… Ну, ее муж выполнил свою задачу. Что же касается ее, остается добавить, что она ничего уже не расскажет из могилы. Как и ее муж.
Его глаза уставились на нее. Смех его прозвучал беспощадно.
— Ну, я вижу, вы вняли моим уговорам, мадам.
Она сжала губы, наблюдая, как он вынул откуда-то саквояж и опустил его на стол. Открыв ящик, он порылся внутри.
В следующий момент рядом с саквояжем лег длинный пистолет зловещего вида.
Он взглянул на нее.
— Отправляйтесь к себе в отель. Отправьте сообщение Франсуа, что у меня будет золото. Я вернусь в Лондон через два дня. — Он быстро подошел к двери и распахнул ее.
— Куда вы собрались? — Каким-то образом она сумела спрятать свой испуг.
Зловещий огонь мерцал в его глазах, когда он схватил саквояж.
— Как вы сказали, мадам? Человек должен блюсти свои интересы, так ведь? Я еду в Бат.
Было уже поздно. В здании уже почти никого не осталось, когда Филипп возвратился к себе на службу.
Узколицый молодой клерк поднялся ему навстречу.
— Какая-то женщина ожидает вас, сэр, — сказал клерк.
Филипп нахмурился.
— Женщина?
— Да, сэр. Она сказала, что обладает сведениями, которые представляют для нас большой интерес. Настаивала, что должна поговорить с агентом.
Он нахмурился.
— Благодарю вас.
Войдя внутрь, он сразу же увидел ее, хотя незнакомка сидела в тени. Удивительно изящная и безупречно одетая женщина сидела на краешке стула, очень прямо держа спину. Руки были в перчатках. Она сложила их на коленях, а обутые в маленькие ботинки ноги подобрала под себя. Все в ней говорило о хорошем вкусе и элегантности.
Дверь со щелчком захлопнулась.
— Добрый вечер, мадам. Меня зовут Филипп Тол-бот. Мне сказали, что вы хотите поговорить с кем-нибудь.
Ее поза осталась неизменной, она только слегка повернула голову.
— Да, — сказала она чистым и приятным голосом и продолжила, отчетливо выговаривая слова: — В своей жизни я сделала немало такого, чем не приходится гордиться, но я не буду участвовать в убийстве.
Взгляд Филиппа остановился на изящной шляпке с перьями. Прозрачная вуаль мешала рассмотреть лицо посетительницы. В его памяти всплыл разговор с Дейном.
«Нет, — подумал он в изумлении, — не может быть, чтобы это…»
Сердце у него застучало.
— Ваше имя, мадам?
Она помолчала. Несмотря на ее заносчивый вид и самообладание, у Филиппа появилось странное чувство, что она не знает, что сказать.
Задрав подбородок, она откинула закрывавшую лицо вуаль.
— Стирлинг. Меня зовут Дафна Стирлинг. Когда-то я была маркизой Терстон. — Тонкая темная бровь выразительно изогнулась. — Может быть, я по-прежнему остаюсь ей.
Крыши дальних домов уже начали окутываться туманной дымкой. Джулианна сидела у окна в гостиной, подперев подбородок кулачками, невидящим взглядом уставившись на золотистую кайму ковра. Чай, принесенный миссис Макартур час назад, уже давно остыл, печенье осталось нетронутым. Столько всего случилось за день, что она не могла успокоиться.
Она не слышала стука в дверь, не слышала, как миссис Макартур объявила, что к ней посетитель. И даже не заметила, что в комнате уже не одна, пока не подняла глаза. Почему она это сделала? Она не знала. Но она подняла глаза… И оказалось, что он уже здесь. Ее сердце забилось так, что почти причиняло боль.
Он являл собой картину совершенного великолепия и блеска: белоснежный шарф с безупречными складками, небрежно отставленная рука, кисть с длинными пальцами на узком бедре, черные брюки, плотно обтягивающие мускулистые бедра. Он весь излучал какую-то уверенность. По тому, как застыла изогнутая аркой темная бровь, было заметно, что он уже какое-то время стоял незамеченным.
Он пересек комнату и поставил Джулианну на ноги. Если и раньше она не могла собраться с мыслями, то теперь это стало еще более проблематично. Биение ее сердца ускорялось от одного его присутствия. Когда он оказывался рядом, она остро ощущала это. Ее смущала память о его губах, прикасающихся к бугоркам ее грудей, тепле этой самой руки, сжимающей ее бедра.
Их взгляды встретились. Внезапно искривившая его губы полуулыбка отозвалась в ее сердце.
— Надеюсь, не я стал причиной такой озабоченности и уныния?
— Не сегодня. — В ее голосе прозвучал слабый намек на сухой смешок. — На самом деле я надеялась, что ты придешь.
Он усмехнулся.
— Такой прием мне нравится.
Он провел рукой по ее зардевшейся щеке, разглядывая морщинки, собравшиеся меж нахмуренных бровей.
— Ты совсем ушла в свои мысли. О чем ты задумалась? О матери?
— Да, — призналась она. — Но больше о брате.
— Я понимаю. Но Себастьян поразил меня…
— Не о нем. О Джастине. — Она помолчала. — Дейн, был момент, когда с ним творилось что-то неладное. Как будто тень набежала на его лицо. Себастьян тоже это заметил. — Она снова задумалась. — Я рада, что у него есть Арабелла.
— Арабелла?
— Его жена. Он боготворит землю, по которой она ступает. А если бы ты знал его раньше… — Она покачала головой. Слабая улыбка тронула ее губы. — Она укротила в нем зверя, вот что она сделала. Конечно, глупо задумываться, если ничем не можешь помочь.
— Ты из тех женщин, которые чувствуют чужую боль. И для тебя вполне естественно заботиться о тех, кого любишь.