в юности за ним ходил хвостиком, внимал каждому его слову, даже подражал. Забавно теперь об этом вспоминать. — Вадим улыбнулся своим мыслям. — Когда мои родители решили переехать из Питера в Москву, я учился в шестом классе. Переезда требовали дела отца. Семья Фертовских уже тогда вернулась из Лондона. Абсолютно случайно оказалось, что мы поселились в соседнем доме. Николя поступил в университет, отец его считал настоящей трагедией то, что из-за их вынужденного отъезда, теперь сын получает образование не в Британии. Но настоящее возмущение вызвал выбор профессии: оператор, факультет ВГИКа, кафедра кинооператор мастерства. Дипломатическая карьера его никогда не привлекала. Да еще после скандала.

— Какого скандала? — Надя даже остановилась.

— Ты разве об этом ничего не знаешь? — удивился Вадим. — Ты не в курсе, почему они вернулись в Союз?

— Нет, — Надя помотала головой, — Коля много мне рассказывал о жизни в Лондоне, о том, что учился там живописи, и кто его этому учил. Корсо, я поняла, что этого человек был не просто ему учителем, наставником, кем-то больше, их связывало родство душ.

— Это правда. Он очень переживал, когда узнал о его смерти, лет пять назад, наверное. Они все время переписывались. Я даже видел эти письма — почему-то Корсо писал всегда на желтой бумаге, почерк такой красивый с художественными витками, Николя говорил, что в тексте частенько проскальзывали итальянские слова.

— Коля ездил на похороны?

— Конечно. Правда, там было все скромно, коротенькая панихида. Корсо в последние месяцы жизни обеднел. Ему помогала бывшая ассистентка — его ученица. Брат этого не знал. Ни в одном письме старик ни разу не пожаловался. А ведь он болел. Серьезно болел. Мне кажется, Николя сокрушается до сих пор, что не смог ему ничем помочь. И если бы ему удавалось чаще ездить в Англию, навещать его, возможно, старик прожил бы дольше, кто знает. А в те времена у Николя тоже был непростой период, они с Маргаритой разводились. Что ни говори, а само слово «развод» всегда вызывало в нем болезненные ощущения. Еще с юности. Его родители… — он замолчал.

— П очему, Вадим? — Надя понимала, как много не знает о муже. — Это связано с его матерью? Где она?

У Зорина вдруг зазвонил телефон.

— Алло, Вика, что-то случилось? — крикнул он, почему-то напуганный ее звонком.

— Все в порядке, Вадик! — она невольно улыбнулась, услышав его голос. — Возвращайтесь домой. Николя нашелся. Он здесь. Мы ждем вас.

— Слава Богу! — вздохнул Вадим, посмотрел на Надю. — Твой муж цел и невредим, он вернулся.

Глава 42

Надя первой влетела в дом, чуть Вику не сбила с ног, скинула сапоги на ходу, бросила шубу на пол.

— Где он? — почему-то остановилась у лестницы, посмотрела на Викторию безумными глазами.

— В спальне, — Вика пальцем указала на дверь, которая в ту же секунду распахнулась.

— Ах! — Надя почувствовала крепкие объятия и осознала, как по ним соскучилась. По этим теплым рукам с длинными, немного жилистыми пальцами, по этому запаху, чуть-чуть терпкому, иногда смешанному с запахом сигарет, по этим глазам, меняющим цвет от янтарного до цвета крепкого кофе. Он так любил за ней наблюдать, а она чувствовала этот взгляд. По этим губам, их прикосновение согревало ее мятежное сердце, а поцелуи казались самыми сладкими на свете.

Вика и Вадим переглянулись, он показал ей знаком подняться на второй этаж, чтобы не мешать этим двоим наконец-то помириться и понять, как они необходимы друг другу.

— С тобой все в порядке? — спросила Надя, прерывая поцелуи.

— Когда ты рядом — да, — Николай, не разжимая губ смущенно, улыбнулся. Это тоже была его улыбка: мелкие лучики возле прищуренных глаз, ямочки, крошечная светлая родинка под носом, морщинка-складка возле левой брови. — Я так по тебе скучал.

— И я скучала, — заметив, что он удивленно смотрит куда-то позади нее, Надя обернулась. — А где Вика и Вадим? — она тоже удивилась.

— Они нам с тобой уступили свою спальню, — Николай многозначительно посмотрел на жену.

— Да, я знаю. Вещи уже там.

— Так чего же мы ждем? — он опять притянул ее к себе.

— До Нового года совсем немного, — напомнила Надя.

— Тем лучше. Как его встретим, так и проведем.

— Ну что? — тихо спросила Вика, прислушиваясь к звукам в коридоре.

— Кажется, ушли к себе, — отозвался Вадим, бесшумно спустился на несколько ступенек, — может, мы тоже…

— Вовремя придумал! — возмутилась Корецкая. — Идем вниз, хоть как-то подготовим новогодний стол. Шампанское, фрукты — что-то должно быть на праздник?

Вадим вздохнул и первым спустился вниз. Проходя мимо двери спальни, улыбнулся. Слава Богу, что в доме воцарился мир!

— Сколько брать бокалов для шампанского? — спросил он у Виктории, пока та мыла фрукты. — Два?

— Почему два? — удивилась она. — Нас ведь четверо.

— Ты думаешь им сейчас до шампанского?

— Не сейчас, так позже, — Вика достала из полки фруктовницу, стала придирчиво осматривать ее на свету. Как же Корецкая нравилась Зорину в такие моменты! Неужели Николя прав, и он — настоящий приверженец домостроя? Жена должна быть на кухне, парить-варить-жарить, ежесекундно заботиться о благе мужа, полностью растворяясь в его интересах и… Он поежился. Бывшая жена никогда о нем не заботилась и ни в ком не растворялась, кроме себя. С другой стороны, памятуя о прошлых неудачах, что же теперь делать из Виктории кухарку-домработницу, свалить на нее все, а самому просто пользоваться, как делают многие мужчины?

— Чем тебе помочь? — Вадим подскочил к Виктории. Она повернула голову, удивленно на него уставилась.

— Ты мне и так помогаешь. Зорин, откуда в тебе столько рвения? Тебе что-то надо?

— Ты такая красивая, — он погладил ее по плечам.

— И?

— Ну, просто, я хотел тебе как-то больше помочь.

— И как с этим связана моя красота? Подожди, я поняла: если ты станешь мне помогать, она должна сохраниться что ли?

Он кивнул. Вика усмехнулась, поставила фруктовницу на стол, притянула Вадима к себе.

— Вот тебе поцелуй за это.

— Вадим, по-моему, пора доставать шампанское, — крикнула Вика из гостиной, стол они уже подготовили к празднику: фрукты, конфеты, Зорин попросил еще и бутерброды. Фертовские пока не появлялись.

— Хорошо, сейчас принесу, только быстренько покурю, — он накинул куртку, вышел на крыльцо. Ночь-то какая! Безмолвная красота зимних полей, дремлющего леса, где-то вдалеке в небе видно зарево, наверное, фейерверки, а здесь небесное покрывало черное, как вороново крыло, и на нем лишь звездная россыпь бриллиантов. Воздух холодный, будто колкий, в первый момент это хорошо ощущается.

Вадим затянулся, выпустил колечки дыма. Удивительно, что буквально через полчаса стрелка часов коснется двенадцати, дернется и перешагнет в другой год.