назвала голос Фаулера страшно возбуждающим и мужественным. Журналист сидел в каком-то кабинете и говорил сухим, деловым тоном. Ему, наверно, лет сорок пять, подумал Спенсер, но на вид он моложе. Вообще-то у него довольно красивое лицо, внушительный лоб... хотя нет, лоб, пожалуй, только кажется внушительным из-за убегающей назад линии волос.

Выражаясь проще, Фаулер лысел. У него был большой, красиво очерченный, быть может, недостаточно волевой рот и маленькие глазки под пышными бровями. Повышая голос — ему не следует повышать голос, подумал Спенсер, а то он сразу становится писклявым, — Фаулер сообщил несколько, по его словам, известных только ему новостей; это были сведения не первой важности — о предполагаемом перемещении послов и возможном кандидате на один из высоких правительственных постов. По утверждению Фаулера, он получил информацию «из обычно достоверных источников». Затем он объявил, что после короткого вступления представителя фирмы, финансирующей данную программу, выступит любезно согласившийся участвовать в этой передаче известный друг народа — сенатор Аарон Куп, который, основываясь на последних скандальных разоблачениях, будет говорить о растущей опасности коммунизма.

На экране снова появилась шина. Господин с печальными глазами породистой собаки и с рвением откормленного и высокооплачиваемого коммивояжера объявил, что долг каждого, кто любит свою жену и детей, состоит в том, чтобы отправиться в ближайший магазин и купить новую, трижды безопасную шину, только что поступившую в продажу.

—      Ну а теперь, друзья, — сказал Фаулер, — перед вами выступит наш гость — один из наиболее выдающихся членов сената США. Взгляды этого государственного деятеля по вопросам внешней и внутренней политики, высказываемые им обычно в самой решительной форме, общеизвестны. Сенатора Купа часто называют противоречивой фигурой, но так утверждают лишь те, кто по каким-то тайным, зловещим мотивам отвергает его страстную и непримиримую политику борьбы с красной опасностью. Друзья, перед вами ваш друг, великий американец сенатор Аарон Куп!

Круглое лицо сенатора сияло улыбкой, обнажавшей мелкие белые зубы.

—      Спасибо, Уолт, — сказал он. — Спасибо за весьма благожелательную и незаслуженную рекомендацию. Рад быть сегодня здесь, всегда рад возможности побеседовать с вами. — И он непринужденно положил правую руку на спинку стула Фаулера.

—      А теперь, сенатор, если вы не возражаете, перейдем к делу. К сожалению, наше время ограничено.

Сенатор с готовностью кивнул головой.

—      Спрашивайте меня о чем угодно, Уолт. — И скромно добавил: — Конечно, в разумных пределах.

—      Разумеется, сенатор. Так вот, на днях, если не ошибаюсь, в воскресенье, вы сделали заявление...

—      В субботу, — поправил Аарон Куп. — В субботу утром...

—      Прошу прощения, сенатор. Конечно, в субботу утром. Вы имели беседу с одним из корреспондентов агентства Юнайтед Пресс относительно...

—      Да, я разговаривал с Фредом Мейерсом, — сказал сенатор, — это мой старый друг. Он обратился ко мне с несколькими вопросами, и я постарался на них ответить.

—      Совершенно верно, сенатор. — В голосе Уолта Фаулера послышались нетерпеливые нотки. — Вы комментировали недавнее разоблачение одного нью-йоркского адвоката, симпатизирующего красным.

Сенатор поднял левую руку.

—      Видите ли, мои замечания более или менее касались общего положения в стране, а не какого-нибудь отдельного случая. Да, кстати, ведь вы были тем человеком — и я рад, что могу упомянуть об этом, если вы, Уолт, позволите, — вы были тем лицом, которому принадлежит львиная доля в... гм... последних событиях.

—      Благодарю вас, сенатор, — ответил Фаулер, поворачиваясь лицом к зрителям. — Друзья, я должен пояснить, что человек, занимающий такое положение, как сенатор Куп, и известный к тому же высочайшей порядочностью, естественно, не желает называть имена перед широкой публикой.

—      Я просто хочу быть справедливым, — послышался голос сенатора.

—      Однако, — продолжал Фаулер, — я газетчик, и считаю своим долгом указывать на определенных лиц, которые, по-моему, представляют потенциальную опасность для нас с вами. Как вы на это смотрите, сенатор?

Аарон Куп опустил глаза и, взвешивая каждое слово, хотя явно читал заранее подготовленный текст, сказал:

—      Я полагаю, что любое лицо, представляющее опасность для интересов Соединенных Штатов, — добавлю, что при этом необходимо учитывать и положение, занимаемое этим лицом и могущее быть использованным во вред интересам Соединенных Штатов, — любое такое лицо должно, по-моему, подвергаться проверке со стороны федеральных властей, а если это будет необходимо, — то и преследованию в уголовном порядке.

—      А вы согласны, сенатор, что видный адвокат, который завоевал известность, будучи юрисконсультом политически важных лиц, адвокат, чьи речи и публичные выступления распространяются по всей стране, если не во всем мире, может нанести ущерб интересам нашей страны?

—      Я не подготовлен к ответу на этот вопрос, Уолт, — сказал Аарон Куп. — Здесь затрагивается слишком много юридических проблем.

—      Видите ли, — заявил Фаулер, — человек, о котором я говорю, — мистер Спенсер Донован из Нью-Йорка — уже объявил, что возбуждает против меня дело о клевете, и должен сказать, друзья, что я с величайшим интересом предвкушаю рассмотрение этого дела. Поэтому я считаю, что имею полное право назвать сейчас его фамилию. Мистер Донован выступал в качестве защитника покойного Гордона Беквуда перед сенатской комиссией, членом которой, если я не ошибаюсь, являетесь и вы, сенатор. Помогать заведомому предателю и человеку, сочувствующему крас...

—      Прошу вас иметь в виду, Уолт, — вмешался сенатор Куп, — что виновность мистера Беквуда формально не была доказана.

—      Конечно, конечно! Но могу я сослаться на ваши собственные слова, сенатор? В интервью с Фредом Мейерсом из Юнайтед Пресс, явно подразумевая отношения между покойным Беквудом и Спенсером Донованом, вы заявили: «Всякий, кто бросается на помощь предателю, — по всей вероятности, сам предатель».

—      Видите ли, — ответил сенатор, — мое замечание носило общий характер, и я по-прежнему считаю его справедливым. Но я совсем не имел в виду какого-либо конкретного случая.

—      Однако бесспорным является тот факт, — продолжал Фаулер, — что Донован выступил в защиту Беквуда. Но мало этого. После прискорбного самоубийства мистера Беквуда Донован созвал пресс-конференцию, на которой обвинил вас, сенатор Куп, в том, что вы виновны в смерти его клиента. Он назвал вас — я привожу его подлинные слова — «убийцей невиновного человека». Два дня назад он повторил свое клеветническое заявление в интервью с... — тут Фаулер сделал драматическую паузу, — с корреспондентом коммунистической газеты «Дейли уоркер». — Фаулер снова остановился и голосом, дрожащим от возмущения, добавил: — По правде говоря, сенатор, я не представляю себе ничего более пагубного для жизненных интересов нашей страны, чем это заявление, направленное против одного из наиболее выдающихся членов сената Соединенных Штатов.