—      Мистер Майлс... надеюсь, вы верите мне?

—      Почему вы спрашиваете меня об этом? — удивился Майлс.

Искренняя озабоченность старика взволновала Спенсера. Он почувствовал себя виноватым и растерянным. Кажется, он и раньше, разговаривая с Майлсом, всегда чувствовал себя виноватым, но, конечно, сейчас не время для объяснений. Он ограничился тем, что сказал:

—      Вы всегда так хорошо ко мне относились. Вы так много сделали для меня.

Майлс засмеялся:

—      О, да вы чувствительный парень, оказывается.

Наступила пауза.

—      Я вам кое-что скажу, — продолжал Майлс, откашливаясь, — и хотя по телефону толком не побеседуешь, я все же хотел бы в двух словах в порядке подготовки к бою...

Он замолчал. Спенсер ждал, затаив дыхание и чувствуя, как напряглись у него нервы.

—      Во всем этом деле есть кое-какие непонятные для меня обстоятельства. Ваше поведение, должен признаться, в некоторых случаях поражает меня. Иногда мне кажется, что вы чего-то не договариваете. — Майлс замялся, а затем убежденно продолжал: — Я не сомневаюсь и никогда не сомневался ни в вас, ни в ваших адвокатских способностях, но иногда у меня появляются сомнения — пожалуйста, не обижайтесь, — серьезные сомнения в обоснованности ваших суждений. Как я уже упомянул, вы, Донован, — весьма чувствительный человек, пожалуй, слишком даже чувствительный, во вред себе.

Майлс снова замолчал. Сердце Спенсера громко стучало, он даже испугался, что Майлс услышит этот стук на другом конце телефонного провода.

—      Примите признание старика, который очень привязан к вам и верит вам, — продолжал Майлс, — и, если хотите, подумайте над моими словами. Мы с вами еще потолкуем.

В пять часов Спенсер сидел в приемной доктора Стролла, просматривая номер «Холидей» полугодовой давности. Спенсер немного опоздал. Едва он вышел из своего кабинета, как ему позвонил Поль Адамс из Ассошиэйтед Пресс, и Мэри пришлось догонять шефа в коридоре. К тому же время было такое, что в центре города ему с трудом удалось найти такси. Теперь, конечно, приходилось ждать.

Разговор с Полем Адамсом был краток.

—      Вы звонили мне, мистер Донован? Извините, что я не позвонил вам раньше. Меня не было на службе.

—      Да, я знаю, — ответил Спенсер. — Я просто... хотел объяснить вам, что так называемое интервью в «Дейли уоркер» — недоразумение. Никаких заявлений я не делал и вообще почти не разговаривал с корреспондентом.

—      Я так и понял.

—      Не подумайте, что я изменил свое решение, но не поставил вас в известность, — сказал Спенсер.

Адамс молчал. Спенсер вздохнул.

—      Я был в затруднительном положении, мистер Адамс, а корреспондент застал меня врасплох.

Нет, не то он хотел сказать! Почему Адамс молчал?

—      Очень любезно с вашей стороны, что вы мне позвонили, мистер Донован, — сказал Поль Адамс. На этом разговор их закончился.

Спенсер сказал Мэри, что идет к врачу, — он хотел, чтобы она знала, где найти его в случае необходимости, но Мэри почти не слушала его. Ее беспокоило отсутствие Сьюзи. Сильвия, снимавшая комнату вместе со Сьюзи, в конце концов связалась с родителями девушки в Беруэлле, но те ничего не знали о дочери. Сильвия разговаривала с отцом Сьюзи — мать ее лежала в постели после сердечного припадка, второго по счету за последние три месяца; об этом отец ничего не писал Сьюзи, чтобы не тревожить ее. Он ничего не мог сказать; в тот вечер он собирался на богослужение и, конечно, решил молить бога о наставлении и помощи. Он выразил Сильвии признательность за все, что та сделала, и просил известить его о результатах. После этою разговора Сильвия расплакалась, с ней чуть не случилось истерики. Мэри уже заявила в полицию об исчезновении Сьюзи. Ред предложил свои услуги — дежурить у коммутатора и отвечать на звонки, но Спенсер уговорил его отправиться домой.

В приемную вошла медицинская сестра доктора Стролла. Это была знакомая ему сестра, но Спенсер никак не мог припомнить ее имя. Из-за своего двойного подбородка она держала голову как-то неестественно и была несколько застенчива с пациентами мужского пола. Доктор просит извинить его, он сейчас его примет, сказала сестра. Без всякой на то надобности она задержалась в приемной на несколько минут, рассматривая Спенсера, как ему показалось, с чрезмерным любопытством. Впрочем, он допускал, что ошибается.

Прозвучал мелодичный сигнал специального приспособления у входной двери, и в передней появился полный мужчина с зонтиком в руке. Сестра подошла к нему; он назвал себя и фамилию лица, рекомендовавшего его доктору. Сестра ответила, что ей все известно, и попросила его присесть, так как он пришел немного раньше назначенного времени. Новый пациент говорил с сильным немецким акцентом и пояснил, что не рассчитал расстояния между своей квартирой и домом врача, но что, по его мнению, лучше прийти на несколько минут раньше, чем заставить ждать такую важную персону, как доктор. Он низко поклонился сестре, когда она уходила, вошел в приемную и стал искать место для своего зонтика. Поймав на себе взгляд Спенсера, незнакомец улыбнулся и снова поклонился. Это почему-то не понравилось Спенсеру, и он отвернулся. Пытаясь избавиться от зонтика, пациент осторожно поставил его у стены, но зонтик качнулся и с шумом упал на пол. Незнакомцу пришлось нагнуться, чтобы поднять его, и это далось ему нелегко: он тяжело, с присвистом, дышал. Спенсер решил, что пациент страдает астмой. В конце концов незнакомец уселся в кресле напротив Спенсера и, положив зонтик на колени, сказал с виноватой улыбкой:

— Здесь нет стойки для зонтиков, — и добавил: — Их в этой стране вообще очень мало.

Спенсер кивнул головой и поднялся: вошла сестра и пригласила его в кабинет врача.

Доктор Стролл был худощавый, чисто выбритый человек лет шестидесяти, с холодными глазами, глядевшими из-за толстых стекол. Очень белые руки доктора казались слабыми, но его рукопожатие было удивительно сильным, словно хватка спортсмена. Он встретил Спенсера у двери, прошел с ним по комнате и, только усаживаясь за стол, выпустил его руку.

—      Садитесь, мистер Донован. — Он достал ручку, открыл крышку бюро и начал делать какие-то заметки. Затем он посмотрел написанное и, перевернув страницу, попросил Спенсера снова рассказать о его недомогании.

Спенсер еще раньше, по телефону, коротко сообщил доктору о болях в желудке. Теперь, прерываемый многочисленными вопросами доктора, он должен был довольно подробно рассказать о времени, точном месте и интенсивности болей. В конце разговора (Стролл еще раньше попросил его раздеться) Спенсер отважился высказать мнение, что боли его нервного свойства. Доктор улыбнулся в ответ, но не