—      Интересно! — Лэрри говорил медленно и тихо. — Что же произошло между вами в «самое последнее время»?

—      Луиза сейчас очень несчастна и беспомощна. Она думает, что теряет тебя, и ревнует к какой-то женщине. Как всегда, она пришла ко мне со своими горестями и сомнениями и... находясь в таком состоянии, неправильно поняла свои чувства ко мне. Вот об этом мы и говорили.

Лэрри покачал головой, насмешливо изображая восхищение.

—      Вы говорили? Говорили и ничего больше? Много бы я дал, чтобы присутствовать при ваших разговорах! И ты серьезно думаешь, что я поверю...

—      Лэрри, — перебил Спенсер, — сейчас мне абсолютно безразлично, чему ты веришь. Меня это больше не трогает. Я всегда считал тебя своим другом. Луиза твоя жена...

—      А отныне, — широко ухмыляясь, заявил Лэрри, — отныне я больше тебе не друг. Тебя это больше устраивает, не так ли?

—      Она все еще твоя жена, — сказал Спенсер.

—      Да, брак священен, а чужие жены неприкосновенны. Все это я знаю и нижайше прошу прощения, что в минуту слабости допустил недостойную ошибку, приняв тебя за обыкновенного человека.

Пытаясь сохранить спокойствие, Спенсер опустил голову, но заметил, что Лэрри взглянул на часы. Спенсер не хотел, чтобы Лэрри сейчас ушел. Ему еще нужно было выяснить наиболее важный вопрос.

—      Лэрри, скажи мне, как мужчина мужчине, забыв все, что лежит между нами, — он махнул рукой и внезапно подумал, что одним этим жестом разделывается с дружбой, доверием и любовью — со всем, что составляло лучшую часть его жизни, — скажи, ты будешь со мной, пока не закончится вся эта история? Ты по-прежнему согласен быть моим свидетелем, как мы договорились?

Лэрри стоял лицом к нему, широко расставив ноги. Он сунул руки в карманы и стал молча переминаться с ноги на ногу.

—      Я не ссылаюсь на дружбу или, ну, скажем, на долгие годы товарищеских отношений, — продолжал Спенсер. — Совсем нет, Лэрри. Давай рассуждать беспристрастно. Мне хотелось бы назвать свое предложение деловым. Но каждое деловое предложение предусматривает какие-то реальные выгоды. Боюсь, что мое предложение не сулит нам ничего, кроме, — Спенсер улыбнулся, — кроме широкой рекламы, к тому же не обязательно приятной. Не отвечай мне сейчас, — добавил он. — Подумай сначала. Я бы не стал просить тебя, если бы не оказался в таком тяжелом положении. Тщательно все взвесив, я не нахожу ничего такого, что могло бы повредить тебе, если ты пойдешь со мной. Дай мне ответ завтра, во второй половине дня.

Он выжидающе посмотрел на Лэрри.

Лэрри как-то обмяк. Выражение его лица стало не таким жестким, взгляд потеплел.

— Хорошо, старина, — сказал он. Он вынул из кармана правую руку, но Спенсер не шевельнулся. Лэрри взял со стола сигарету и повернулся, чтобы уйти.

Не оглядываясь, Лэрри вышел из кабинета и кивнул Мэри. Та наградила его самой очаровательной улыбкой, которой он и не заметил. Она всегда восхищалась Лэрри, В ожидании лифта он то и дело поглядывал на часы, с трудом сдерживая свое нетерпение. Внизу он спросил у лифтера, есть ли в здании телефон-автомат. Узнав, что телефона нет, он пересек улицу и зашел в аптеку. Одна из телефонных кабинок была свободна, но у Лэрри не оказалось десятицентовой монеты, ему пришлось подойти к прилавку и разменять доллар. Когда он вернулся, в кабину уже вошла какая-то женщина, и ему снова пришлось ждать.

Оказавшись в конце концов у телефона, он набрал хорошо известный ему номер. В трубке послышался женский голос, и Лэрри сказал:

— Я еду к тебе, Шейла. Будь паинькой и приготовь мне чего-нибудь выпить. Мне это позарез нужно.

20. Понедельник, 23 июля, 2.40 дня

Как и предполагал Спенсер, дневные газеты опубликовали заявление Марка Хелриджа. Большинство из них напечатало материал на том месте, где обычно давались сообщения «в последнюю минуту». Однако «Стар джорнел» поместила заявление в рамке, на первой странице, сопроводив его короткой редакционной статьей, в которой вновь приводились обвинения, выдвинутые Уолтом Фаулером. Под статьей, в той же рамке, сообщалось: «Сегодня вечером в 7.15 настраивайтесь на третий канал: Уолт Фаулер вместе с сенатором Аароном Купом, любезно согласившимся участвовать в передаче, будет читать и комментировать последние известия».

Было уже почти три часа дня. Спенсер, сидя за письменным столом, жевал сэндвич. Перед этим они с Артом работали над резюме дела об объединении двух химических фирм в корпорацию. Внезапно он вновь почувствовал боль в желудке. Он отложил сэндвич и потянулся за стаканом молока, но боль стала настолько острой, что он, почти потеряв сознание, откинулся к спинке кресла. Так он просидел одну или две минуты — скорчившись, не в состоянии даже думать. Потом с трудом собрался с силами, решительно приподнялся и, тяжело опираясь руками о стол, потянулся к телефону. Однако он тут же сообразил, что не помнит номера своего врача — он давно уже не звонил ему, — и начал искать его в записной книжке, медленно переворачивая страницу за страницей, пока не нашел: Альфред Стролл, доктор медицины. Семьдесят вторая улица, Запад. Он позвонил и договорился с врачом, что тот примет его сегодня в пять часов вечера.

После этого он почувствовал себя лучше и пожалел, что позвонил врачу. Ничего серьезного у него не может быть; операцию по поводу аппендицита он перенес четыре года назад. По всей вероятности, боль вызвана нервным напряжением, и он только напрасно отнимет время и у доктора, и у себя. Он собрался было снова позвонить в приемную Стролла, но на столе загудел зуммер.

Звонил Майлс. Старик был расстроен заявлением Марка Хелриджа, которое считал позорным и бесчестным. Спенсер должен был подробнейшим образом объяснить ему, что произошло.

—      Ну, знаете, Донован, говоря откровенно, я сейчас понимаю мистера Хелриджа. Он рассвирепел потому, что вы говорили с Майроном Вагнером. Зачем вы это сделали?

—      Майрон звонил мне из Вашингтона два или три раза, — ответил Спенсер. — Он был возмущен сообщением «Дейли уоркер». Я сказал ему только, что намереваюсь привлечь Фаулера к ответственности и что надеюсь получить согласие Марка Хелриджа быть моим адвокатом. Я не уполномочивал Майрона сообщать об этом, как о факте. Впрочем, должен признаться, — добавил он, — я уже во время разговора с Майроном сомневался в согласии Хелриджа.

—      Ну что ж, — мрачно заметил Майлс, — что сделано, то сделано.

Повинуясь