– А то! Ухожу я! Вы в курсе, что Добряк через порог этогодома вообще отказывается переступать? Наотрез! Я его за загривок волоку, а этоттеленок рычит или ложится! Да и не могу я эти вопли слушать!

– Чьи вопли? Добряка?

– Ау, таксопарк! Какого Добряка? Прасковьи! Каждый вечер какпо часам! Вначале подвывает, потом в голос, по полу катается, а, когда сил уженет, хлюп-хлюп! И лежит как мертвая. Затем шевелиться начинает, Ромасюсик ееподнимает, и все вроде в порядке. Но с того момента, как подвывать начнет, ипока сама с пола не встанет, – не суйся! Зигя вчера к ней подошел – он же кактеленок глупый, так она его ножом в ногу ударила!.. Еле у нее нож вырвала!Шипит, кусается!

– Взяла бы Прасковью в залаз? – криво улыбаясь, спросилАрей.

Варвара замотала головой.

– Издеваетесь? Да не в жись!

– А чем она отличается от того гения, который швырял горящиепокрышки и чуть вас не прибил? – поинтересовался Арей.

Он-то сам знал, но ему любопытно было проверить, наскольковерно его дочь чувствует психологические оттенки.

– Ну не знаю… Че я вам, гадалка? – протянула Варвара. – УАнтона у того просто… типа… ну руки беспокойные. Видит пожарную лестницу – надовлезть и кому-нибудь в окно заорать. Видит бутылку – надо об асфальт грохнуть.С ним по улице топать опасно. В окно «Мерседеса» крысу расплющенную кинет исматывается, а нас залавливают. Так мы что делали? Когда с ним идем, навалимему в рюкзак так, чтоб лямки отрывались. В руки баллон сварочный сунем – онидет себе прекрасненько и не отвлекается.

– А Прасковья?

Варвара качнула пальцем единственную лампочку, свисавшую наголом проводе.

– Ну этой-то баллона сварочного не дашь. У нее точно червякв башке сидит. То она нормальная, а когда он ворочаться начинает – сразуненормальная. Не, боюсь я ее! Будет она так в залазе корчиться, и что? Ломикомпо башке, на плечо и с собой тащить? Лучше я ее там совсем похороню!

Арей внимательно наблюдал за Варварой. «А ведь потащила бы»,– безошибочно понял он, не зная, нравится ему это или нет.

– Может, она из-за синьора помидора? Большая неразделеннаялюбовь? – с иронией поинтересовался мечник.

– Да не, – ответила Варвара убежденно. – Когда человек рукидо крови зубами грызет, и ногти об стены ломает, и об пол бьется – и при этомутверждает, что это от любви, это все конкретная лажа. Тут он или себе врет,или вам врет, или что-то другое.

– Что?

– Это что, допрос?

– Да, – согласился Арей. – Допрос.

Варвара хмыкнула.

– Ну, валяйте! Она сегодня снова начала кататься – так Пуфсунадоело. Я смотрю из другой комнаты, в щель. Этот карлик кривоногий подходит,засовывает ей в спину руку по локоть и чего-то там поправляет. Потомраздраженно толкает ее ногой, как падаль, и учапывает. А Ромасюсик стоит исмотрит в потолок: «Я ничего не вижу, и меня тут нету!»

Арей с тревогой оглянулся. На глухой стене качалась тень отшнура. Он встал и остановил лампочку.

– Не говори Пуфсу, что ты это видела. И вообще… хм… держисьот него подальше, – посоветовал он.

Варвара недоверчиво посмотрела на него.

– Вы боитесь этого маленького урода! – сказала онаубежденно. – Я раньше думала, ничего не боитесь, а теперь вижу: боитесь!

Арей, помедлив, покачал головой:

– Я его не боюсь. Я могу зарубить Пуфса хоть сейчас, датолько нам с тобой это ровным счетом ничего не даст. Лишь все усложнит.

– Если не Пуфса, тогда кого? Этого вашего горбунка? Ли…

Изрубленная ладонь зажала ей рот. Тем временем палец другойуже чертил на стене защитную руну.

– Поосторожнее пускай кораблики слов! А то еще доплывуткуда-нибудь!.. Нет, горбунка я тоже, как это ни странно, не боюсь. Он, конечно,бережется, но вообще-то у меня в жизни было немало шансов его убить. Но я ниразу ни одним не воспользовался. И сейчас бы, наверное, тоже не стал.

Варвара нахмурилась.

– Что-то я совсем перегрелась! А кого же тогда вы боитесь? –спросила она.

– Себя, – ответил Арей резко.

– Как это?

– Лежат рядом две кошки. Одна просто спит, другая дохлая. Наживую мухи не садятся, а на дохлую садятся. Почему так?

– Вы же сами сказали: дохлая.

– Вот именно, – подтвердил мечник глухо. – Мы можемпоочередно убивать всех садящихся мух и даже накрыть кошку стеклянным колпаком,но все равно проблема будет не в мухах, а в кошке…

– И что же делать дохлой кошке? – спросила Варвара.

– Ничего. Может, как-нибудь исхитриться и отползти от живойкошки, чтобы не заражать воздух. Вот только проблема в том, что дохлая кошка иэтого сделать не в состоянии! – ответил Арей с досадой.

Варвара вглядывалась в него, пытаясь понять, но все равно непонимая.

– Не. Я пас! У меня от вас мозги вкрутую! – сказала онабезнадежно. – Мне вас то жалко, то не жалко. Я так не люблю.

– А как ты любишь?

– Я люблю, когда все просто, понятно и надежно. Вот друг,вот враг, вот люк, вот лестница. А все, что сложно, накручено, мутно – всегниль.

Что-то ощутив, Арей посмотрел немного ниже ее ключиц.Мечнику показалось, что эйдос его дочери, который был ему, как стражу мрака,хорошо виден, вспыхнул ярче. Граница, разделявшая обе части, сместилась.

– Что у вас в руке? – внезапно спросила Варвара.

– В какой?

– В левой. Было в правой, но сейчас переложили в левую.Мелкая штучка! Да не прячьте!

Мечник, помедлив, разжал ладонь. Его дочь без особогоинтереса посмотрела на фигурку.

– Что это за стеклянный мужик? На вас вроде похож, – сказалаона.

– Помнишь, на чем погорел Фауст? – спросил Арей.

На чем погорел Фауст, Варвара не знала. Может, в люкпровалился, а может, попытался подключиться под землей к силовому проводу иперепутал фазы? Всякие бывают случайности.

– Значит, в залаз ты с ним не ходила? С Фаустом?

– Издеваетесь? – спросила Варвара без обиды. – Я бы и с вамине факт, что пошла. Еще бы подумала.