– Так! – сказал Меф. – Считаю до трех, а потом попытаюсь васзарубить. С клинком вы будете или без клинка – ваши заботы! Я предупредил.

Арей пристально посмотрел на него. Облизал губы. Усмехнулся.Снова тряхнул головой. Все-таки когда убиваешь человека, которого знаешь такдавно, нужна раскачка, гнев, прелюдия, а тут – пустота, как в комнате, изкоторой все вышли и погасили свет.

– Ты хочешь лишить меня всякого удовольствия. Ничего большене хочешь сказать?

– Раз! – начал считать Меф.

– Валяй! – разрешил Арей. – Сейчас так сейчас! Последнееслово? Завещание? Письмо родным?

– Два!

Рука мечника начала подниматься, и тут в дверь забарабанили.

– Эй, ау! Вы здесь? Не угорели? – услышал Меф голос Варвары.

– Угорели?

– Наверху жуть что творится! Пожар! Зигя отъел Ромасюсикуухо, а Прасковья узнала, что Буслаев тут, возмутилась, что ей не сказали, иподожгла резиденцию!

Меф оглянулся. «Три» так и не прозвучало.

Арей открыл дверь. Вместе с Варварой в комнату просочилсядым. Много дыма. Стена за ее спиной была уже едва различима.

– Все? Закончили избиение малолетних? Тогда советую шевелитьластами! – щурясь, сказала Варвара.

Меф с Ареем выскочили в коридор.

– Идем! – приказал мечник, цепко хватая дочь за руку.

Закрывая рукавом лицо, Меф стал пробиваться в дыму клестнице. Слышно было, как где-то недалеко воет и поскуливает Добряк. Варвараподнималась первой. Абсолютно спокойно. Как человек подземный, к задымлениямона привыкла и неплохо представляла себе алгоритм выживания. Паникеры гибнутпервыми, трусы вторыми, пораженцы третьими. Остальные, как ни странно,выживают.

– Не очень-то ты нервничаешь! – сказал Арей одобрительно.

– Да ну… Разве это пожар? – скривилась Варвара. – Как-то мыспустились в коллектор, а внизу завал досок. Дело – дохляк. Не просунешьсядальше. Надо обратно подниматься, а тут сверху кто-то покрышки подожженные сталбросать. Черный дым, тошнит, не видно ничего. Еле вылезли. Короче, резиноваявонь – это сила! Я потом две недели резиной плевалась! Плюешь – а там черноетакое, с комочками.

– Покрышки кто бросал? – хищно спросил Арей.

Как ни странно, эта деталь не казалась Варваре важной.

– Да там, пацанчик один. Приятель наш… – сказала она безкакого-либо негодования.

– Зачем?

Варвара пожала плечами. Арей догадался, что прежде она этимвопросом не задавалась.

– Ну так… по приколу, наверное, показалось. Он же не знал,что там завал. Думал, может, нам тоже по приколу. А так он вообще ничего,нормальный парень. Мы с ним потом долго в залазы ходили.

Меф попытался уловить в ее голосе хотя бы нотку фальши, ноее там не было. Варвара искренне не злилась на этого парня. А то, что можноплеваться резиной, ее, скорее, забавляло. Другие не могут, а она раз – и скомочками! Разве не круто?

Меф закашлялся в рукав, отметив, что дыма стало меньше.Можно было даже читать таблички, указующие места казни комиссионеров. К томувремени, как они оказались наверху, основное пламя сбили.

Дюжина комиссионеров, возглавляемых остробородым Пуфсом,заканчивала запенивать огнетушителями прокопченные стены. Тут же бегал иТухломон с чайной чашкой, суетившийся больше прочих. Перепуганный Зигя дрожал вуголке и звал хоть какую-нибудь маму.

Пуфс, пробегая мимо, пнул его ногой, и Зигя, вскочив, замер,готовый крушить и убивать. Маленькие глазки его сделались как оловянныепуговицы.

Рядом топтался печальный Ромасюсик с отъеденным ухом. Внеизвестно где раздобытом противогазе он был похож на слоненка, которого долгопытали в зоопарке.

Внезапно кто-то вцепился Мефу в ботинок. У его ног начетвереньках ползал суккуб Хнык и спешно собирал рассыпавшиеся эйдосы. Очередь,текшая к окошку, когда все вспыхнуло, в панике разбежалась, и кое-кто растерялсвою добычу. Увидев столько эйдосов, Хнык пришел в жадное остервенение. Онползал, хватал и, мыча, заталкивал эйдосы в рот. Домычался он до того, что, самсебя не помня, дополз до ноги Арея и боднул его лбом в колено, требуя, чтобытот убрал сапог. Когда же Арей оставил сапог на месте, Хнык забарабанил по немукулаком.

Арей неторопливо наклонился, оценил, что творится внизу,взял Хныка за ноги и, тщательно вытрусив из него эйдосы, хладнокровно ссыпал ихк себе в дарх. Горестного же Хныка вышвырнул на улицу, как нашкодившего кота.

Тухломон усердно помогал Арею вышвыривать суккуба. Переложивв левую руку «тушительную» чашечку, он бегал, заботливо открывал дверь,заботливо закрывал, охал, что вот, находятся же такие существа, которые втрудное для мрака время разворовывают кровью и потом нажитое имущество родногоТартара. Причитая, он не забыл под шумок свистнуть четыре эйдоса, случайнопросыпавшиеся у Арея.

Меф стоял, толком не представляя, что ему делать в этойсуете. Варвара ушла наверх. За ней, покачивая хоботом, потянулся грустныйслоник Ромасюсик. Кто-то положил руку Мефу на плечо. Арей. Буслаев ощутил, какрука решительно подталкивает его к выходу.

– Я найду тебя, синьор помидор! Мой тебе совет – поживи ещес месяц! И тренируйся: порадуй меня напоследок хорошим боем! – негромко сказалон Мефу.

Буслаев хотел что-то ляпнуть, но рука Арея сработала какпружина. Дверь резиденции, распахнувшаяся там, где ее раньше не было, выплюнулаупомянутого синьора помидора. В следующий миг Мефодий осознал, что стоит наБольшой Дмитровке, щурится от солнца и жадно, очень жадно дышит. Оказывается,существуют места, после которых даже загазованный воздух московского центракажется свежим.

На войне все было как всегда. Погибли самые лучшие и самыехудшие. Самые лучшие первыми побежали в атаку и попали под пулеметы, заслонивнас своей грудью. Самые худшие поползли из окопов и забыли про минное поле.Остались середнячки – то есть мы. Остались, чтобы определиться, с кем мы.

Йозеф Эметс, венгерский философ

В те минуты, когда Меф решил остаться без головы, а Арей,напротив, мешкал исполнить это простое желание, Дафна и Улита стояли возлепамятника Юрию Долгорукому и смотрели на его вытянутую руку, на которой сиделголубь. Они знали, что Меф на Большой Дмитровке и скоро с высокой долейвероятности пройдет здесь.