– Доказательств! – вскричала Наташа, быстро приподымаясь скресел, – вам доказательств, коварный вы человек! Вы не могли, не моглидействовать иначе, когда приходили сюда с вашим предложением! Вам надо былоуспокоить вашего сына, усыпить его угрызения, чтоб он свободнее и спокойнееотдался весь Кате; без этого он все бы вспоминал обо мне, не поддавался бы вам,а вам наскучило дожидаться. Что, разве это неправда?

– Признаюсь, – отвечал князь с саркастической улыбкой, –если б я хотел вас обмануть, я бы действительно так рассчитал; вы очень...остроумны, но ведь это надобно доказать и тогда уже оскорблять людей такимиупреками...

– Доказать! А ваше все прежнее поведение, когда вы отбивалиего от меня? Тот, который научает сына пренебрегать и играть такимиобязанностями из-за светских выгод, из-за денег, – развращает его! Что выговорили давеча о лестнице и о дурной квартире? Не вы ли отняли у негожалованье, которое прежде давали ему, чтоб принудить нас разойтись через нуждуи голод? Через вас и эта квартира, и эта лестница, а вы же его теперьпопрекаете, двуличный вы человек! И откуда у вас вдруг явился тогда, в тотвечер, такой жар, такие новые, вам не свойственные убеждения? И для чего я вамтак понадобилась? Я ходила здесь эти четыре дня; я все обдумала, все взвесила,каждое слово ваше, выражение вашего лица и убедилась, что все это былонапускное, шутка, комедия, оскорбительная, низкая и недостойная... Я ведь знаювас, давно знаю! Каждый раз, когда Алеша приезжал от вас, я по лицу егоугадывала все, что вы ему говорили, внушали; все влияния ваши на него изучила!Нет, вам не обмануть меня! Может быть, у вас есть и еще какие-нибудь расчеты,может быть, я и не самое главное теперь высказала; но все равно! Вы меняобманывали – это главное! Это вам и надо было сказать прямо в лицо!..

– Только-то? Это все доказательства? Но подумайте,исступленная вы женщина: этой выходкой (как вы называете мое предложение вовторник) я слишком себя связывал. Это было бы слишком легкомысленно для меня.

– Чем, чем вы себя связывали? Что значит в ваших глазахобмануть меня? Да и что такое обида какой-то девушке! Ведь она несчастнаябеглянка, отверженная отцом, беззащитная, замаравшая себя, безнравственная!Стоит ли с ней церемониться, коли эта шутка может принесть хоть какую-нибудь,хоть самую маленькую выгоду!

– В какое же положение вы сами ставите себя, НатальяНиколаевна, подумайте! Вы непременно настаиваете, что с моей стороны было вамоскорбление. Но ведь это оскорбление так важно, так унизительно, что я непонимаю, как можно даже предположить его, тем более настаивать на нем. Нужнобыть уж слишком ко всему приученной, чтоб так легко допускать это, извинитеменя. Я вправе упрекать вас, потому что вы вооружаете против меня сына: если онне восстал теперь на меня за вас, то сердце его против меня...

– Нет, отец, нет, – вскричал Алеша, – если я не восстал натебя, то верю, что ты не мог оскорбить, да и не могу я поверить, чтоб можнобыло так оскорблять!

– Слышите? – вскричал князь.

– Наташа, во всем виноват я, не обвиняй его. Это грешно иужасно!

– Слышишь, Ваня. Он уж против меня. – вскричала Наташа.

– Довольно! – сказал князь, – надо кончить эту тяжелуюсцену. Этот слепой и яростный порыв ревности вне всяких границ рисует вашхарактер совершенно в новом для меня виде. Я предупрежден. Мы поторопились,действительно поторопились. Вы даже и не замечаете, как оскорбили меня; для васэто ничего. Поторопились... поторопились... конечно, слово мое должно бытьсвято, но... я отец и желаю счастья моему сыну...

– Вы отказываетесь от своего слова, – вскричала Наташа внесебя, – вы обрадовались случаю! Но знайте, что я сама, еще два дня тому, здесь,одна, решилась освободить его от его слова, а теперь подтверждаю при всех. Яотказываюсь!

– То есть, может быть, вы хотите воскресить в нем всепрежние беспокойства, чувство долга, всю «тоску по своим обязанностям» (как высами давеча выразились), для того чтоб этим снова привязать его к себепо-старому. Ведь это выходит по вашей же теории; я потому так и говорю; но довольно;решит время. Я буду ждать минуты более спокойной, чтоб объясниться с вами.Надеюсь, мы не прерываем отношений наших окончательно. Надеюсь тоже, вынаучитесь лучше ценить меня. Я еще сегодня хотел было вам сообщить мой проектнасчет ваших родных, из которого бы вы увидали... но довольно! Иван Петрович! –прибавил он, подходя ко мне, – теперь более чем когда-нибудь мне будетдрагоценно познакомиться с вами ближе, не говоря уже о давнишнем желании моем.Надеюсь, вы поймете меня. На днях я буду у вас; вы позволите?

Я поклонился. Мне самому казалось, что теперь я уже не могизбежать его знакомства. Он пожал мне руку, молча поклонился Наташе и вышел свидом оскорбленного достоинства.

Несколько минут мы все не говорили ни слова. Наташа сидела задумавшись,грустная и убитая. Вся ее энергия вдруг ее оставила. Она смотрела прямо передсобой, ничего не видя, как бы забывшись и держа руку Алеши в своей руке. Тоттихо доплакивал свое горе, изредка взглядывая на нее с боязливым любопытством.

Наконец, он робко начал утешать ее, умолял не сердиться,винил себя; видно было, что ему очень хотелось оправдать отца и что этоособенно у него лежало на сердце; он несколько раз заговаривал об этом, но несмел ясно высказаться, боясь снова возбудить гнев Наташи. Он клялся ей вовсегдашней, неизменной любви и с жаром оправдывался в своей привязанности кКате; беспрерывно повторял, что он любит Катю только как сестру, как милую,добрую сестру, которую не может оставить совсем, что это было бы даже грубо ижестоко с его стороны, и все уверял, что если Наташа узнает Катю, то они обетотчас же подружатся, так что никогда не разойдутся, и тогда уже никаких небудет недоразумений. Эта мысль ему особенно нравилась. Бедняжка не лгалнисколько.

Он не понимал опасений Наташи, да и вообще не понял хорошо,что она давеча говорила его отцу. Понял только, что они поссорились, и это-тоособенно лежало камнем на его сердце.

– Ты меня винишь за отца? – спросила Наташа.

– Могу ль я винить, – отвечал он с горьким чувством, – когдасам всему причиной и во всем виноват? Это я довел тебя до такого гнева, а ты вгневе и его обвинила, потому что хотела меня оправдать; ты меня всегдаоправдываешь, а я не стою того. Надо было сыскать виноватого, вот ты иподумала, что он. А он, право, право, не виноват! – воскликнул Алеша,одушевляясь. – И с тем ли он приезжал сюда! Того ли ожидал!

Но, видя, что Наташа смотрит на него с тоской и упреком,тотчас оробел.

– Ну не буду, не буду, прости меня, – сказал он. – Я всемупричиною!

– Да, Алеша, – продолжала она с тяжким чувством. – Теперь онпрошел между нами и нарушил весь наш мир, на всю жизнь. Ты всегда в меня верилбольше, чем во всех; теперь же он влил в твое сердце подозрение против меня,недоверие, ты винишь меня, он взял у меня половину твоего сердца. Черная кошкапробежала между нами.