Зря я сюда пришла. Покупаться мне захотелось. Живут же как-то люди, купаясь раз в несколько дней, а то и реже, и ничего. Почему я так не могу? Надо… переломать в себе это. Оказывается, быть чистюлей ещё как опасно.

Добраться бы как-то сейчас до ширмы, чтобы срочно одеться, пока его демоничество не вломился.

Главное ступать осторожно. На пятку. И следить, чтобы на ещё один осколок не напороться. Что я и пытаюсь сделать.

А в следующий миг раздается скрежет отодвигаемого засова и дверь позади меня резко распахивается. И снова я чуть не падаю от неожиданности.

— Крольчонок, что ты тут делаешь?! — гаркает Аедан, заставив меня вздрогнуть, пискнуть и броситься наутёк, наплевав и на боль и осколки. Но слава богам, мне больше ни один не попадается под ноги. Кажется. Не удивлюсь, если потом выяснится, что я просто не заметила новых ран от испуга. Со мной уже такое бывало.

Я даже как-то успеваю доковылять до ширмы и спрятаться за ней. Затаиться, едва дыша. И прислушиваясь.

Пару минут ничего не происходит. Потом я слышу шаги. И звук закрываемой двери. На засов закрываемой.

— Трусишка моя ушастая, а почему я вижу на полу стекло и твою кровь? Ты же никаких глупостей не задумала, правда? — раздаётся вкрадчивый голос Аедана. — Потому что, если задумала, клянусь Маохом, отшлёпаю.

— Вы говорили, что не бьёте женщин, — с горечью напоминаю ему. — Обманывали?

— А я тебя очень нежно и ласково отшлёпаю. По голой попе. А потом поцелую, чтоб точно не болело, — обещает его демоническое величество, явно приближаясь. — Зато не будешь себя больше калечить.

Что-то меня его обещание совершенно не успокаивает. Наоборот заставляет ещё больше нервничать. И что значит, калечить? Я ничего такого не делала. По крайней мере, умышленно.

— Не надо. Я никаких глупостей не творила и никак себя не калечила. Всего лишь случайно упала, — поспешно уверяю его.

— А кровь откуда?

— Ногу поранила об осколок, — отвечаю абсолютную правду, надеясь, что меня оставят в покое.

Наивная, знаю.

Ширма улетает прочь в одно мгновение, и мы оказываемся лицом к лицу. Он в строгом чёрном камзоле, застёгнутом на все пуговицы, в кюлотах и высоких сапогах, и я — в одной простыне, норовящей с меня свалиться, с грязными спутавшимися волосами. И откровенно торчащими ушами, которые его совершенно не удивляют.

Меня прожигают внимательным изучающим взглядом, который вскоре останавливается на моих босых ступнях, вымазанных в крови.

— Как это произошло? — хмуро интересуется король, подходя ближе. — Ты поэтому кричала?

— Я несла стеклянный флакон, когда вы постучали, — уведомляю его с долей упрёка. Что-то я действительно слишком осмелела. Не к добру это. Так можно и до реального наказания договориться.

И надо же, я вдруг замечаю досаду и даже сожаление в чёрных, как сама тьма глазах.

— Извини, я этого не хотел, — мягко произносит Аедан, заставив меня опешить.

Он, правда, передо мной извиняется? Мужчина признаёт свою вину? Это со мной вообще происходит?

— Иди ко мне, я посмотрю рану, — протягивает мне руку.

— Не надо. Я сама могу, — качаю головой, сжимая на груди простыню. От одной мысли, что он будет касаться моей обнажённой кожи, по телу бегут странные мурашки.

— Малыш, давай не будем спорить по столь глупому поводу. Ты поранилась из-за меня, ведь так?

Можно сказать и так. Не постучи он так громко и резко, я бы флакон с испугу не выронила. Но признавать это вслух… странно и тревожно. Во-первых я намного больше виновата — мне явно следовало быть менее неуклюжей, а во-вторых… слишком я привыкла к тому, что мужчины в своих промахах винят окружающих… и наказывают тоже… окружающих. А тут как бы и вины его особой нет.

— Так. Значит, мне и заглаживать вину. Иди сюда, — не дождавшись от меня ответа, припечатывает Аедан.

И вот почему он вроде как пытается вину заглаживать, а получается так, что опять командует и приказывает?

Я всё молчу, пытаясь подобрать разумные и убедительные возражения, и Аедан принимает это если не за согласие, то за невозражение точно. Подступается ко мне ещё ближе. И уже очень привычным движением поднимает на руки. Я только и успеваю встревоженно выдохнуть, изо всех сил пытаясь удержать проклятую простыню.

— Могу я узнать, что ты здесь делала? — спрашивает он, усаживая меня на ту самую скамейку, где я оставила свои вещи, а сам приседает на корточки напротив и поднимает мою ногу, вынуждая меня поспешно прикрываться простынёй, чтобы не светить самым сокровенным.

И всё равно я замечаю мимолётный мужской взгляд на мою промежность и то, как хищно вздрагивают его ноздри. Мои щёки мгновенно начинают гореть смущённым румянцем.

— А разве это не очевидно? — киваю я на кадку с остывающей водой, пытаясь его отвлечь от разглядывания моего тела. — Хотела помыться с дороги.

Отвлечь не сильно получается. Занимаясь моей раной, демон то и дело бросает короткие взгляды то на мои голые коленки, то на скрещённые на груди руки, заставляя остро ощущать свою почти наготу и беззащитность перед ним.

— Это я понял, — кивает отстранённо. — Но почему здесь? Тебя ждёт большая удобная ванна в моих покоях. С кучей всяких женских штучек и примочек, которыми вы так любите пользоваться во время купания. И, кстати, кто тебе воду наносил? — осмотрев мою ногу, Аедан берёт приготовленное мной полотенце, и, мокнув его предварительно в воду, принимается тщательно оттирать мою ступню от крови и грязи.

— Я сама наносила, — признаюсь тихо.

Демон даже замирает, ошарашенно вскидывая на меня взгляд.

— То есть как сама? — уточняет недобро. — Ты хочешь сказать, что будучи физически и магически истощённой, сама таскала вёдра с водой?

И так это угрожающе звучит, что я невольно сжимаюсь. И мне огромного труда стоит держать голову прямо.

— Да, я носила по полведра и сама себе приготовила ванну. И спокойно бы помылась тут, — сообщаю ему ровно.

— Если бы я тебе не помешал, да? Ты это хотела сказать? — прищуривается демон.

— Нет, — запинаюсь испуганно. Совсем не это… разве что мысленно. Но мысли это ведь моё личное. Он… разозлился?

Но Аедан внезапно широко улыбается.

— А мне кажется, да.

— Нет, — качаю головой. Он издевается надо мной? Провоцирует?

— Совершенно точно, да. Признайся уже. Ты разозлилась, что я пришёл и помешал тебе, — хитро щурясь, искушает демон, смотря мне в глаза, укутывая своей тьмой, заставляя расслабиться, вызывая желание быть откровенной с ним.

— Кто я такая, чтобы на вас злиться? — пожимаю осторожно плечами и, не выдержав, прибавляю. — Но… вам необязательно было сюда ломиться.