Что есть проституция? Торговля самым важным, что в тебе есть. Можно не называть. Сердце чувствует самое важное без всяких названий. Если то, чем ты занимаешься, рождает в душе тошнотворный протест, значит, ты занимаешься проституцией. У многих, правда, со временем тошнота усмиряется. Стать профессионалом – это усмирить естественные позывы. В некотором смысле превратиться в человека искусства. Обуздать, преодолеть свое «я». Дело привычки.

Я так и не смог.

Тот звонок. Мы бросились к телефону, а трубка досталась мне. Тревога в глазах. Она меня явно обманывает. Опять. То же самое. Когда это прекратится? Да никогда! Разве только со старостью. Честнее было бы развестись. Вот только Малыш. И неразменная наша «двушка».

В конце зимы, помню, предложил жене не таясь завести любовника. Она как раз улетала на очередную корпоративную отлучку от дома. Я – не против, все понимаю и чистосердечно желаю, чтобы она оставалась живым человеком. Нет, в самом деле: всякая жизнь существует в развитии. Застывшая позиция – позиция мертвая. Конечная истина – смерть. И если мы требуем от человека некоего постоянства, пожизненной неизменности – не значит ли это, что мы хотим его умертвить?

Оскорбилась. Обвинила в коварстве. Устроила сцену. В завершение истерики подвергла ласковому насилию. О господи! – как нет в целом мире двух абсолютно одинаковых особей, так нет и двоих, способных до конца друг друга понять. Нет, кое-что мне стало понятно: для нее я – домашний мужчина, к которому она имеет законную возможность всегда возвратиться. Скажем прямо – мужчина черного дня.

И еще я понял парадоксальную вещь: проститутке платят не за то, чтобы провести с нею ночь, а за то, чтобы никогда ее больше не видеть.

Из насилия надо мной она извлекала эффект физиопроцедуры. Ей это по-прежнему помогало: после секса как шелковая, а если долго отлынивать – сущая ведьма. Что ж это получается: я вынужден до скончания дней регулярно ее ублажать? Когда же я, наконец, освобожусь от ее деспотизма? Неужели нас разлучит только смерть? Если это так, то скорей бы. На кой черт мне долгая жизнь? Жена все равно не отпустит, а оставаться при ней – это день за днем ощущать свое поражение.

Да, я все еще мог, но уже не хотел. Конкретно ее. Да, у нее короче молодость, зато у меня – жизнь. В балансе мы квиты. Да, она права: мужчине от женщины нужно «только одно». Но совсем не то, что подразумевают примитивные самки.

Мне никогда не была нужна женщина как таковая, пусть даже самая холеная, зажигательная и раскрепощенная, с которой я бы предавался порнографической акробатике, и которую бы демонстрировал в качестве престижного атрибута. Мне никогда не была нужна функциональная кукла. Мне никогда не была нужна условная плоть.

Мне была нужна женщина, в которой поселилось мое сердце.

Потому что путь к этой женщине – это путь к самому себе.

Она позвонила на следующий же день.

Я испугался. Хочешь не хочешь, поверишь в астральную связь и прочую мистику. Когда мобильник высветил имя – Мира – по спине пробежался табун насекомых: накануне звонка жена улетела черт те куда. На неделю.

Она поинтересовалась, как я поживаю. Сказал, что нормально. Разве возможны какие-то другие варианты ответа? Она тоже вполне ничего. Больше не болеет. Работает. А позвонила в связи с «нашей темой»: скорпион чахнет.

В первый момент я едва не расхохотался. Тут же взял себя в руки. Расспросил о симптомах. Ничего определенного, общая вялость к жизни.

Она просила подъехать, по возможности, «взглянуть опытным взглядом».

Насекомые щекотали…

Спустя четверть часа, я упруго шагал в направлении метро…

Выяснилось, что скорпион действительно так себе. Вроде, и корма хватает, и температура с влажностью в норме. А он сидит в одном и том же углу. К прогулкам по территории интереса не проявляет. Даже на тыканье палочкой реагирует нехотя, только бы отвязались. М-да, похоже, он свое отживал. Не то чтобы тяжко болел, никаких признаков летальных заболеваний я у него не нашел, но и стремления к рутинной активности также не обнаружил. Попросту говоря, он был еще крепок, но уже старился.

– Мира, не желаете взять помоложе? В лаборатории есть из чего выбирать. А тормошить этого доходягу, вкладываться в него, не вижу особого смысла.

– Помоложе? – Она взглянула с недоумением. Пожалуй, даже с испугом. – Нет, нет, что вы. Я успела к этому привязаться.

Я сдвинул брови. Поскреб подбородок. Шмыгнул носом. Взъерошил затылок. От меня ждали чего-то врачебного. Какого-то волшебства.

– Возможно, – предположил я, шутя, – скорпиону нужна самка. Молоденькая самочка… Хотя… не уверен… Нет, он для этого староват.

– Может, все же попробовать?

Она посмотрела с такою надеждой, что я почувствовал себя извергом. Речь шла о питомце. Она привязалась. Такими вещами не шутят. Потупившись да прокашлявшись, напустив профессиональный вид, я пообещал что-нибудь подобрать.

Нюансы мы обсуждали уже за чаем. Вопреки изначальной неказистости съемной квартиры, у нее был изящный чайный сервиз, который она поставила на красивую скатерть, в тон занавескам, цветам на окне, разнокалиберным вазочкам, фотографиям в рамках, миниатюрам в багете, декоративным подушкам, прихотливо разбросанным там и сям. У нее было чувство вкуса, стремление к чистоте и способность к уюту.

Поймал вдруг себя на том, что мне у нее нравится. Хорошо. Вот так сидеть, прихлебывать чай, болтая о всякой всячине. Она поглядывала поверх чашки, посверкивая весельем в лукавых глазах. Что ее так веселило?

Неожиданно я занервничал.

Что я здесь делаю? Еще, конечно, не ночь. Но все-таки. Одинокая девушка. Наедине. О чем я подумал? Нет, нет, все это чушь, вздор, фантазия, греза, умопомрачение. Руки вспотели. Несвежие носки. Какой же я идиот. Что она обо мне сейчас думает? Зачем я вообще приперся?

И тут заголосил мой мобильник.

Это была Малыш: «Ты где?» – «У клиента». – «Далеко?» – «Да. Уроки сделала?» – «Нет». – «А поужинала?» – «Я хотела с тобой. Ты далеко? Когда ты приедешь домой?» – «Понимаешь, я слегка задержался. Ты ведь не маленькая, ужинай без меня. Делай уроки и спать. Завтра в школу». – «Ничего, папа, высплюсь. Буду тебя ждать».

Я вздохнул и выдохнул так протяжно, будто нырнул до дна и насилу вынырнул. Вытер руки о джинсы. Заставил себя улыбнуться.

– Спасибо за чай. Пора мне домой.

– Что, прямо сейчас?

– Девочка дома одна. Нехорошо.

– Я привыкла одна. И вас не гоню.

– Вы не так поняли, я – о дочери.

Мира смутилась. Я тоже. Взглянув друг на друга, прыснули смехом: я неточно выразился, а она подумала черт знает что.

– Сколько же ей лет?

– Скоро пятнадцать.

Она стала серьезной, посмотрела задумчиво.