Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поверь мне… – На миг умолкнув, Салим глубоко вздохнул. – Если бы это сделал я, то ты, Раза-бхай, узнал бы об этом первым. Клянусь Аллахом, эту девочку похитил не я. В ночь, когда ее похитили, меня как раз арестовали полицейские. Ты что же, сам не помнишь?
Уверенность, с которой он врал, заставила меня нарушить молчание.
– Ты лжешь. Это ты ее похитил. Я тебя видела, – проговорила я дрожащим голосом.
Он взглянул на меня и медленно, оскалив зубы, произнес:
– Это… Не… Я! – Лицо исказила гримаса ярости, тут же воскресившая в моей памяти воспоминания, от которых у меня перехватило дыхание. Я вновь была маленькой девочкой и рыдала, умоляя отпустить меня. Я вскочила и, задыхаясь, бросилась к выходу.
Раза метнулся следом:
– Будет тебе, успокойся!
– Да ладно, я не хотел тебя пугать. – Скрестив на груди руки, Салим прислонился к двери.
– Заткнись, Салим, – осадил его Раза.
Салим скрылся в комнате. Я посмотрела на Разу.
– Ты же понимаешь, он врет! Тот похититель – это он и есть! – в который раз повторила я, хватаясь за соломинку.
Раза кивнул:
– Видимо, нам пора уходить.
Спускаясь по лестнице, я недоумевала – чего я вообще ожидала от этой встречи? Неужели я и впрямь думала, что Салим кинется мне в ноги и покается? Как же я была глупа, предполагая, будто он скажет, куда увез Мукту, и это поможет мне отыскать ее!
Уже почти внизу мы услышали голос Салима:
– Эй, Тара-мемсагиб, не обижайся. Я и впрямь не похищал ту девочку. – Мы подняли головы, и Салим усмехнулся. Он стоял, облокотившись на перила, с сигаретой в руке. – Но я тебе кое-что скажу. Много лет назад я видел эту девочку в одном борделе в Каматипуре.
2000
Однажды утром ко мне пришел журналист – явился под видом клиента, стараясь не привлекать особого внимания охранявших наш бордель головорезов. Журналист сказал, что его зовут Эндрю Колт и что он хочет написать о моей истории статью в газете, а может, даже книгу. Он решил рассказать о нашей жизни. Я рассмеялась и ответила, что тысячи или даже миллионы людей прочитают о нас в утренних газетах, за чашкой чая, им взгрустнется и станет не по себе, оттого что кто-то где-то вынужден жить так, как мы. Но затем они допьют чай и, поприветствовав соседей, как ни в чем не бывало отправятся на работу. Книги и статьи пишут уже давно, сказала ему я, но наша жизнь от этого не меняется.
Журналист с нетерпением смотрел на меня. Он был совсем молодой, на лоб падали пряди светлых волос, в желтоватом отсвете лампы его лицо словно сияло. Он приехал из другой страны, ему интересно, как мы тут живем. Таких, как он, я повидала немало. Предыдущий заявил, что охотится «за экзотическими историями, которые потом поведает всему миру».
– Я смогу помочь вам – всем живущим здесь женщинам, – сказал Эндрю.
Я вздохнула. Очередной герой, которому кажется, будто он в силах спасти нас. Впрочем, возможно, он поможет мне отыскать Тару.
Я достала биди, прикурила, затянулась и игриво выпустила дым ему в лицо.
– Ладно, но в обмен ты поможешь мне отыскать двоих людей. И за каждый мой рассказ тебе придется заплатить.
Он кивнул:
– Разумеется! Я заплачу. И я помогу тебе найти… кого бы то ни было.
– Как? – Я вдруг насторожилась.
– Как? – растерянно повторил он.
– Ну да. Как ты поможешь мне их отыскать?
– У меня есть связи, – пожал он плечами.
Наверняка врет, решила я, но во мне вновь всколыхнулась тоска – та самая, которую называют надеждой. Много лет я пыталась избавиться от нее, и много лет она просыпалась и вновь засыпала у меня в сердце. Но разве я властна над нею? Ведь надежда – словно птица: если ее тянет ввысь, крылья ей не свяжешь.
Я махнула ему и пригласила следовать за мной.
– Ты хорошо говоришь по-английски, – похвалил он меня по пути в комнату.
– У нас мало кто знает английский. А для работы это полезно. Это подарок от девочки, с которой я познакомилась много лет назад. Ее звали Тара.
Он кивнул, но ничего не сказал.
Ступеньки под нашими ногами скрипели. Эндрю оглядел мое голое обиталище, переведя взгляд с потрескавшейся стены за моей спиной на зарешеченное окно под самым потолком. Потом медленно выдохнул, словно сами стены здесь его угнетали.
– Площадь этой комнаты – шесть на шесть футов, – для наглядности я расставила руки, – один из моих клиентов как-то специально ее измерил. Он был пьян.
Я засмеялась. Над головой трещал вентилятор, а из-за стены раздавались женские стоны, которым вторило хриплое мужское покряхтывание.
– Я уже несколько лет живу в комнате с окном, так что мне очень повезло. По утрам я могу греться на солнышке. Смотри. – Я пододвинула стул и, забравшись на него, выглянула на улицу. – Я как-то попыталась сбежать, но с тех пор прошло уже много лет, и сейчас Мадам опять считает меня хорошей девочкой. – Я усмехнулась.
Песни из болливудских фильмов, доносившиеся из табачных лавочек, рассказывали о любви и страсти, выстроившиеся на грязной улице проститутки и хиджра[62] заманивали клиентов, на углу топтались пьяницы, а небо над нами тянулось к другому миру – далекому и такому непохожему. Журналист молча хмурился, не сводя с меня глаз.
– Мне повезло больше, чем другим девушкам. Когда-то у меня была подруга, которая многому меня научила. И подарила мне силу. Конечно, я потеряла ее, как и всех тех, кто действительно был мне дорог, но душой я все еще с нею. – Я спрыгнула со стула.
– Как ее звали?
– Тара. Я расскажу тебе о ней – как мы познакомились и как ее храбрость помогла мне выжить, но сперва послушай мою историю целиком, тогда поймешь, как Тара мне помогла.
– Это она научила тебя говорить по-английски?
Я кивнула. Он опустился на койку, а я, присев на корточки, устроилась напротив, на полу. Сунув руку в сумку, журналист вытащил блокнот и ручку. Как бы мне хотелось, чтобы моя жизнь была всего лишь записанной на бумаге историей, не более.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Здесь меня зовут Конфеткой.
– А меня можешь называть Эндрю.
Я кивнула и рассказала ему мою историю.
Эндрю приходил в бордель раз в неделю, платил, как обычный клиент, но после этого лишь слушал рассказы о моей жизни. Со временем он узнал обо мне все: о проведенном в деревне детстве, о ритуале, о смерти аммы и о том, как сагиб увез меня к Таре, а еще о том, как Тара излечила меня от отчаяния. Рассказывая, я испытывала странное чувство: сидевший рядом мужчина ни разу ко мне не прикоснулся, но при этом готов был платить борделю, только чтобы послушать истории глупой никчемной девчонки. Однако сильнее всего я удивилась, когда однажды вечером Эндрю принес мне вести о Таре и ее папе.